Красавчик

Он снова распластался на капоте, словно слившись с машиной в любовном объятии. Тотчас застрекотала какая-то гигантская трещотка, перекрыв тарахтенье работающего мотора, и внезапно верх кузова из черной водонепроницаемой ткани, натянутой на дуги, сложился вперед, словно гармошка фотографического аппарата, в то время как его задняя стенка послушно осела назад. Взорам толпы открылись мои домочадцы, добросовестно окаменевшие по дядиному приказу. Впереди расположился Люсьен, а сзади, словно на пьедестале, восседали остальные: в центре — Рене, по бокам — Туанетта и дядюшкин пес. Из-за устрашающего диаметра колес задняя половина кузова возвышалась над передней настолько, что Рене было бы нелегко и даже рискованно спуститься оттуда без посторонней помощи. По рядам зрителей прокатился ропот веселого оживления, к которому невольно присоединился и я. Поглощенный возней дядюшки Антонена с его механикой, я даже не испытал особого волнения от встречи с родными. К тому же я, как, наверное, всякий мужчина, улизнувший на несколько дней от бдительного ока супруги, был настроен весьма игриво. Тем не менее я понимал страдания Рене и сочувствовал им. Бедняжка, лишенная возможности слезть со своего насеста, рдела под насмешливыми взглядами обитателей улицы Коленкура, не решаясь даже повернуть головы. Наконец дядя пришел ей на выручку. Нажав еще на какую-то рукоятку, он откинул боковую стенку, на которой изнутри, как оказалось, крепилась складная лестница.

— Просто, не правда ли? — подмигнул он кучке любопытных. — Однако у других машин такого почему-то нет.

Рене, избегая смотреть по сторонам, нервно поторапливала детей. По плану, созревшему у меня во время ожидания, я должен был как бы нечаянно оказаться с нею в лифте, чтобы уже сегодня попасться ей на глаза. Но теперь я отказался от этого намерения, и правильно сделал. Она никогда в жизни не простила бы мне того, что я видел ее в дядюшкином драндулете, да еще на этом нелепом насесте. Я укрылся за газетой, сожалея, что не могу хотя бы встретиться с ней взглядом. Она с детьми была уже у двери дома, когда я подвергся непредвиденному испытанию. Бежавший следом за Рене дядюшкин пес Техас узнал меня по запаху и начал прыгать вокруг меня, норовя лизнуть в лицо.

— Смотрите-ка, вы ему понравились, — заметил дядюшка Антонен, оттаскивая пса за ошейник. — Странно. Даже со мной, хозяином, он не очень-то ласков.

Догнав Рене и детей в вестибюле, дядюшка стал с ними прощаться. Дети с таким жаром бросились ему на шею, что во мне шевельнулась ревность. Рене, стесняясь этих нежностей на виду у прохожих, увлекла всех в глубину вестибюля. Но я еще услышал энергичный голос дядюшки Антонена, перекрывавший баритон диктора, который вещал из радиоприемника консьержки.

— Я приеду за вами в воскресенье утром, — говорил он. — Не отнекивайся, золотко. Раз твой муж в отъезде, развлекать тебя обязан я. Со мной ты будешь чувствовать себя уверенней. Значит, решено. Черт возьми, да о чем там еще думать, решено — и все дела. Я приехал бы и раньше, но нужно успеть переоборудовать машину. Открытый кабриолет — это здорово, правда, для хорошей погоды.

Выйдя из подъезда и оказавшись под деревьями, дядюшка задрал голову и плюнул вверх. Он метил в толстую ветку, но не попал и начал все сызнова. Багровый, с гневно горящим взором, он предпринял четыре попытки. Наконец он смог дать себе передышку и, заметив меня у своей машины, сказал:

— Все-таки получилось. Странная штука — не знаю, замечали ли вы: бывают дни, когда ну ничего не удается.

— Вам все же удалось, хотя это было не так-то легко, — заметил я, постаравшись изменить голос.

— Верно. Особенно для меня, ранней пташки. Эх, видели бы вы меня утром! С утра я плюю на неимоверную высоту. Кстати, я могу вас подвезти. Я возвращаюсь в Шату через площадь Звезды. Разумеется, если вам надо куда-то недалеко от центра, я могу сделать крюк.

— Очень любезно с вашей стороны, — ответил я. — Я как раз собирался спросить вас, не подвезете ли вы меня до площади Звезды.

V

Машина остановилась у обсаженной деревьями аллеи для верховых прогулок. Если не считать редких встречных автомобилей, проспект Булонского леса был почти пуст, безлюдна была и аллея.

— Я не собираюсь здесь выходить, — заявил я. — Мне нужно сделать вам одно признание.

Эти слова я произнес своим нормальным голосом. Дядюшка, вздрогнув от изумления, даже зажег карманный фонарик, чтобы получше меня разглядеть.

— О господи, — сказал он, — я готов поклясться, что услышал голос своего племянника.

— Голос Рауля? Что ж, вы не ошиблись. Дядя Антонен, я ваш племянник Рауль. Клянусь вам, дядя Антонен, я Рауль Серюзье. Вы же сами видели: меня и Техас узнал. Это я женился на Рене Рабийер, дочери вашей сестры Терезы. Сегодня со мной приключилось нечто чудовищное. У меня внезапно — даже не знаю когда именно — изменилось лицо.

— Вот это да, — пробормотал дядюшка. — Поразительно.

— Дядя Антонен, вы мне не верите.

— Отчего же, верю, раз ты сам мне говоришь. Но имею же я право сказать, что это поразительно. Или ты хотел бы, чтобы я счел это в порядке вещей?