Красавчики из френдзоны

Заметив мое смятение, файер не удержался от смешка. Хорошего смешка. Морщинки в уголках глаз пролегли. Такое явление, как смех, для дядюшки Монгера было нехарактерным.

— Жизнь станет куда проще, если не воспринимать всё буквально, девочка. Если бы я не был владельцем фабрики по переработке энергии, сказал бы, что огонь в сердцах важнее огня, бегущего по венам. Но эти слова могут сильно ударить по моему карману, поэтому не скажу.

— Знаете, а вы не такой ужасный, каким я вас считала.

— Сочту за комплимент.

На этой ноте мы оба посчитали разговор законченным. Да и записную книжку я решила оставить здесь, чтобы лишний раз не напоминать себе о печальном прошлом. Думать теперь не хотелось о том, во что превратилась бы моя жизнь, не забери меня Монгер под свое крыло.

Возможно, мои родители преследовали благородные цели. Равенство, братство. Никаких разделений на стихии, никакого осуждения за то, что выбор твой остановился на стихийнике с силой иной природы. Но методы их были слишком жестоки. Я никогда не приму их.

Выйдя к ребятам в фойе, вдохнула полной грудью. Словно камень с души упал. Завеса с тайны моего происхождения окончательно спала, и эта легкость, с которой я смело могла посмотреть в завтрашний день…

— А вы что тут делаете? — грозно осведомилась хозяйка особняка, спускаясь к нам по лестнице и придерживая рукой шелковый подол черного платья.

— Тётушка Ингрид! — на радостях бросилась к ней и заключила в крепкие, семейные объятья. Такие, что мы обе едва с лестницы не покатились кубарем.

— Противная девка! Ни стыда, ни совести! — запричитала госпожа Горьску, слабо отталкивая меня от себя и дорогого платья, шитого, как всегда, на заказ.

— Эх, а я так по вам соскучилась!

— Мы тут, матушка, на обед заскочили, — вступился за меня Ойя.

— В учебное время? — всё еще пихала меня женщина под бок.

— Не по приглашению, а по зову сердца.

Жуя наскоро приготовленный завтрак на шесть персон, диву давалась, насколько быстро переменилось мое отношение к этому месту. Тюрьма казалась избавлением, надзиратели — святыми. Может, меня здесь любили. По-своему. По крайней мере, я ни в чем не испытывала недостатка. А, казалось бы, нейтралка. Казалось бы, совсем для них чужая.

Именно тут я познакомилась с ребятами. Тут я испытала все прелести полноценного детства, не считая глупых поручений тетушки Ингрид, иногда доходящих до абсурда. И всё-таки… всё-таки здесь мой дом, а вовсе не там, где проживали почившие родители. Спасибо.

— Спасибо, — искренне поблагодарила я госпожу Горьску, скривившуюся и выронившую вилку.

Оставалась последняя задача. Объединить ребят. Заставить их работать над всем слаженно, сообща. Но… как? Многолетняя дружба уходит на второй план, стоит им переключить внимание на меня.

— Но как же семья?

— А мы не похожи на семью?

— Рин…

— На одну большую, дружную…

— Рин!..

— …немного нестандартную, зато крепкую…

— Прекрати!

— Это мы боимся потерять тебя, навсегда оставшись во френдзоне и наблюдая за тем, как ты всё дальше от нас отдаляешься. Я говорю не только о себе. Я говорю об Ойе и Миши в том числе.

Большая, дружная, немного нестандартная, крепкая семья. Вот то, на что намекал мне Рин, одним поздним весенним вечером.

Нет-нет-нет… Никогда не заставлю их так страдать. Нужно найти другой способ. И я его найду. У меня еще есть время.

— Я люблю тебя.

Сначала мне показалось, что ослышалась.

Мы с Ойей остались вдвоем за обеденным столом. Чета Горьску управилась с завтраком довольно быстро, слуги тоже покинули столовую. А я настолько была увлечена мыслями о грядущем первом учебном дне в стенах академии, что аппетита совсем не было. Так, вилкой в тарелке ковыряла.

Подняла глаза на парня, сидевшего напротив.

— Что?

— Я люблю тебя, Дельфина.

— Э-э-э… Ну, я тоже люблю тебя, Ойя, — без какой-либо задней мысли вернула я.

— Ты не поняла, — качнул он головой. Наклонился ближе, перегибаясь через стол. — Давай встречаться?

— Чего-о-о? — медленно выпрямила спину. — Это шутка такая, да? Я бы не сказала, что это смешно.