Красавица

Рядом с огнем был накрыт стол на одного человека. Когда он повернулся, чтобы посмотреть на него, кресло, обитое красным бархатом, развернулось на несколько дюймов от стола, в направлении Отца; скатерть подвинула тарелки, а горячая вода, словно из ниоткуда, начала литься в фарфоровый чайник. Отец замешкался. Нигде не было видно хозяина – и даже ни одного живого существа, пешего или летающего: в саду не было даже птиц. Кто-то точно где-то прятался, искусно выжидая. А ведь он ничего не знал о колдовстве: возможно хозяин жил здесь один, а невидимые слуги просто ошиблись, приняв его за того, кто будет сердит, когда узнает, что тут произошло. А может, что-то не так было с едой, и он превратится в лягушку или уснет на сотни лет… Кресло нетерпеливо поерзало, а чайник поднялся и налил самый ароматный чай в почти прозрачную фарфоровую чашку. Отец был очень голоден; он вздохнул разок, затем сел и с аппетитом поел.

Когда он закончил, диван, который он прежде не заметил, расстелился в кровать. Отец разделся и прилег, сразу же провалившись в сон без сновидений.

Казалось, прошло не больше обычных восьми часов, когда он проснулся. На дворе был новый день, солнце еще не поднялось над покрытыми снегом верхушками огромных деревьев, а тускловатый, но мягкий свет проникал сквозь широкие окна в свинцовых переплетах, отливая бликами на полу. Одежда Отца была вычищена, аккуратно сложена и повешена на спинку красного бархатного кресла; его домотканую рубашку заменили другой – льняной и хорошего качества. Сапоги его и бриджи выглядели как новые, а плащ удивительным образом избавился от прорех и пятен, полученных в поездке. На маленьком столе были чай, тосты и аккуратно сваренное яйцо в мешочек, а в стеклянной вазе стояла хризантема цвета ржавчины.

Не было и следа хозяина и Отец начал нервничать. Он хотел отправиться в путь, но не желал уходить без того, чтобы не выразить свою благодарность хоть кому-нибудь: более того, он не знал, где он находился, и хотел бы спросить, куда ему ехать. Отец вышел, прошел в конюшню, где обнаружил свою лошадь отдохнувшей и довольной: она пожевывала сено. Все вокруг стойла подмели и убрали, а поводья и упряжь были вычищены до блеска. Отец снова вышел и огляделся, зашел за угол замка и уставился на еще большие сады и зеленые газоны. Снег полностью исчез и трава была зеленой, словно в начале лета. Далеко на краю полей он увидел темную полоску леса, и пока он прищуривался, что-то блестящее сверкнуло ему в глаза, возможно, еще одни ворота?

– Отлично, – сказал он вслух. – Тогда я отправлюсь туда.

Он вернулся в конюшню, оседлал лошадь, которая посмотрела на него укоризненно. Он в последний раз оглядел двор замка, прежде чем выехать, и, в мгновение внезапной прихоти, привстал на стременах и поклонился передним дверям.

– От души благодарю, – произнес он. – После проведенной здесь ночи (полагаю, что это была лишь одна ночь), я чувствую себя лучше, чем за многие последние годы. Спасибо.

Ответа не было.

Лошадь медленно протрусила сквозь сады. Она была свежа и норовиста, словно жеребенок, и разделяла добродушное настроение Отца. Мысль о лесе больше не пугала его: он был уверен, что легко найдет дорогу обратно; и, возможно, уже сегодня будет снова со своей семьей. От приятных раздумий его отвлек проход в обнесенный стеной сад справа по тропинке: стена была высотой по пояс и покрыта самыми огромными и самыми прекрасными розами, которые он когда-либо видел. Сад был полон этих цветов (за покрытой бутонами стеной росли ряды кустов): белые розы, красные розы, желтые, розовые, цвета пламени, багряные и такого темного бордового цвета, что казались почти черными.

Эти кущи не были похожи на растения из других садов, что опоясывали замок, они выглядели по-другому, но чем они отличались – Отец не мог понять. Замок и сады были пусты, но за ними кто-то ухаживал; вокруг была атмосфера замкнутости, почти скрытности, отражающаяся в каждом лепестке каждой розы, и это отвлекало внимание от тропы.

Он спешился и прошел сквозь проем в стене, с поводьями в руках; запах цветов был насыщенней и слаще, чем у маков. Земля была покрыта лепестками, но ни одна из роз не отцветала или увядала: они все были в состоянии от бутонов до полного расцвета, свежие и прекрасные. Лепестки, на которые Отец и лошадь наступали, не сминались.

– Я не смог достать тебе семена роз в Городе, Красавица, – продолжил Отец. – Я купил пионы, бархатцы, тюльпаны; но семян роз не было – лишь кусты и черенки. Я даже хотел привезти куст в седельной сумке, словно похищенного ребенка.

– Это не имеет значения, Отец, – сказала я.

Он не смог найти семян роз для своей младшей дочери и припомнил это, взглянув на пышное великолепие перед собой; он подумал: наверное, остался лишь день пути до дома. Я, конечно же, могу сорвать бутон – лишь один цветок – и если повезу его аккуратно, он проживет несколько часов в дороге. Они так прекрасны, лучше тех, что были у нас в саду в Городе, лучше, чем я когда-либо видел. Так что он остановился и сорвал бутон ярко-красного оттенка.