Красавица

— Да? — переспросила я, не уверенная, впрочем, что от меня ожидался ответ. Действительно, я ведь еще тогда заметила, что розы со стороны леса растут быстрее остальных. — Отдельное спасибо за все те замечательные вещи, что мы нашли в седельных сумках. Мы признательны за вашу доброту.

— Какая там доброта! Я прекрасно понимаю, что ты с радостью отдала бы все кольца, и розы, и кружева, лишь бы оказаться дома с родными. Я уже говорил, что не жду от тебя благодарности, — возразило Чудище сурово, но тут же сменило тон. — Я долго думал над подарком. Изумруды, сапфиры, прочие сокровища тебя вряд ли порадовали бы. Даже от золотых монет мало бы вышло проку.

— Вы отлично придумали.

— Правда? — спросил он польщенно. — Или ты снова деликатничаешь?

— Нет, в самом деле. Две свечи из присланных вами я сама сожгла за чтением. Немыслимая расточительность, но так приятно было вновь читать при хорошем, ровном свете.

— В этот раз я отправил еще свечей. А еще меха и ткани. Деньги мне показалось неправильным посылать.

«Кровавые деньги», — подумала я.

— Уже темно, — спохватился мой спутник. — Тебя ждет ужин. Позволь твою руку.

— Пожалуй, не стоит.

— Что ж.

— Думаю, лучше поспешить. Я очень проголодалась, — отводя взгляд, сказала я.

Показавшиеся впереди окна трапезной озарились светом. Я вспомнила, что, пока мы беседовали в сгущающихся сумерках и повсюду вспыхивали фонари, розарий тонул в темноте и даже на обратном пути к замку огни вдоль дорожек не спешили загораться.

— Как странно. Разве при вашем приближении не зажигаются светильники? Вчера, когда я бродила по замку, свечи сами освещали мне путь.

Чудище что-то проворчало на незнакомом мне языке, и лампы мгновенно зажглись.

— Я довольно долго предпочитал темноту, — пояснил хозяин, видя мое недоумение.

Я не нашла что ответить, и мы вошли в замок молча. В трапезной стоял тот же длинный стол, тесно уставленный тонким фарфором, хрусталем, серебром и золотом, причем среди посуды и приборов не было ни одного, знакомого мне по вчерашнему ужину. В воздухе плыли восхитительные ароматы. Хозяин с поклоном отодвинул для меня резное кресло, а себе подозвал другое — из длинного ряда выстроившихся вдоль стены, среди которых я не увидела двух одинаковых. Подозвал тем же тарабарским языком, каким отдавал приказ светильникам.

Как и вчера, ко мне приковылял столик с горячей водой и полотенцами, и, пока я умывалась, блюда принялись наполнять мою тарелку, толкаясь и звеня. Вот и звон посуды, о котором я просила. Однако даже этот звон выходил мелодичным — из-за благородных материалов, не иначе. Что я здесь делаю? Грейс восседала бы на этом резном троне как королева. А я смотрюсь нелепо.

Я оглянулась на Чудище, которое село по правую руку от меня, но в некотором отдалении. Откинувшись на спинку кресла, он упирался бархатным коленом в стол, и никаких приборов перед ним не лежало.

— Вы не будете есть? — удивилась я.

В ответ мой сосед по столу поднял руки — или лапы?

— Я Чудище. Вряд ли я управлюсь с ножом и вилкой. Может быть, мне пока лучше удалиться?

— Нет-нет, — запротестовала я, в этот раз совсем не из вежливости. — Мне приятнее будет не одной. Эта гнетущая тишина и молчание нагоняют тоску.

— Да, — согласился он, и я вспомнила его слова, сказанные вчера вечером. — Но ты не позволяй им так тобой помыкать, Красавица, — продолжил он, глядя на толпящиеся у моей тарелки блюда. — Можешь есть что пожелаешь, только попроси.

— Все такое вкусное и ароматное, глаза разбегаются. Я совсем не против, чтобы кто-то взял тяготы выбора на себя. Вы говорите, мне стоит только попросить, — прожевав очередную восхитительную порцию, вспомнила я, — но я не знаю того языка, на котором вы приказывали светильникам или вот этому креслу.

— Да, чары, извлеченные из привычного им мира, не слишком торопятся овладеть здешним языком. Но я приставил к тебе двух… назовем их горничными, которые без труда поймут любые твои слова.

— Это тот ветерок, который хлопотал надо мной?

— Да. Они будут для тебя почти как настоящие, почти как живые. Они ближе всех к нашему миру.

Я задумчиво прожевала кусок.

— Вы говорите о чем-то будто бы очевидном, но я ничего в этом не понимаю.

— Прости. Да, это довольно сложно. Я сам долго осваивался со здешними порядками — и освоился, но вот объяснить постороннему пока случая не представлялось.

Я вспомнила проседь в его волосах.

— Вы ведь не очень… молоды?

— Нет. — Он помедлил. — Я здесь уже около двух сотен лет. — И, не давая мне опомниться, продолжил, не обращая внимания на мой ошеломленный взгляд. Две сотни лет! — У тебя затруднения с высказыванием пожеланий? Скажи, я охотно помогу.

— Нет-нет, — сбрасывая усилием воли оцепенение, заверила я. — Но как мне вас отыскать, если понадобится?

— Если ты захочешь меня видеть, отыщешь без труда.

Я доела и встала из-за стола:

— Что ж, милорд, тогда пожелаю вам спокойной ночи. Отправлюсь отдыхать.

Когда он сидел, а я стояла, мы оказывались почти одного роста.

— Красавица, ты выйдешь за меня замуж? — спросил он.

Я попятилась:

— Нет.