Красавица

Справа и слева от Никодима стояли его бессмертные дети. Бун рыдал, не скрывая этого. Чуть дальше Джей опустошенно уставился в пустоту, его пальцы окрасили доказательства последнего вздоха Найджела. Гнев окутывал Гортензию, и Мэделин смахнула одинокую слезинку с подбородка своей сестры. Одетта неуверенно подошла к ним, точно нарушила какой-то приказ, ее соболино-рыжие глаза широко раскрыты.

– Прекратите, – приказал Никодим. Все выпрямились, точно солдаты. – Вы не заставите меня изменить своих решений. Себастьяну всегда полагалось жить и умереть, как смертному. Ничто не стоит той цены, что требует это проклятие, – твердым голосом сказал он. – Я поклялся себе, что ни за что не обращу никого из членов своей семьи в кровожадного монстра.

– Любая цена приемлема, если это позволит Бастьяну выжить, – взмолилась Селина.

Непреклонный огонек блеснул в глазах Никодима.

– Себастьян уже доказал, что слишком слаб для такой жизни. Он не прислушался ко мне, когда влюбился в смертную девчонку, и теперь поплатился за это. Если бы он стал одним из нас, ничего бы не поменялось. Наши враги воспользуются этой слабостью. И ему всегда будет что потерять.

– Тогда защитите его. Сделайте его сильнее. Только спасите его, – рыдала она.

Никодим посмотрел сверху вниз на треклятую девчонку, которая стала причиной гибели его племянника. Он знал, что Селина любит Себастьяна. Видел правду в ее ошалелых глазах. Но эта правда его не тронула. Он ее не чувствовал, не желал чувствовать.

– Я уехал, чтобы мои враги не приближались к Себастьяну. Чтобы они не соблазнились возможностью причинить ему вред. Я окружил его своими бессмертными детьми, чтобы те всегда его охраняли. Я принес в жертву все, что любил, чтобы защитить его. – Никодим сделал вдох, боль внезапно сдавила его опустошенное сердце. – Моя семья всегда была моей слабостью. А теперь мои враги уничтожили меня с помощью этой слабости. – Он покачал головой. – Любовь причиняет таким, как я, только скорбь. Я не стану возрождать Бастьяна только для того, чтобы наблюдать, как он погибает от этой скорби вновь. Мне жаль.

– Что вы хотите, чтобы я сделала? – прошептала Селина. – Что я должна сказать, чтобы вы спасли его?

– Ничего. Все, что мы чувствовали в период нашей смертной жизни, усиливается стократ с бессмертием. Любовь Бастьяна станет его величайшей слабостью. – Никодим внимательно посмотрел на Селину, наблюдая, как его слова рушат ее последнюю надежду. – Забудь обо всем этом, дитя мое. Проживи эту жизнь вдали от нашего злого мира. – То, что он мог бы назвать сочувствием, исказило черты его лица. Никодим повернулся к своим бессмертным детям, готовясь уйти. Чтобы пережить свою печаль, вспомнить сегодняшней ночью все, что он потерял. Чтобы покинуть этот проклятый город навсегда.

– Что, если я пообещаю забыть Бастьяна? – раздался голос Селины за его спиной.

Никодим не шевельнулся.

Шатаясь, она поднялась на ноги, подол ее юбки из черной тафты зашелестел, а рана на ее шее наполняла воздух вокруг пьянящим ароматом.

– Вы говорили, что можете помочь мне забыть. Что Бастьян будет уважать мое решение. Если я забуду его, если я больше не буду слабостью, вы спасете его?

Никодим сделал шаг в сторону выхода из собора.

– Вы сказали, что к счастью ведет много дорог, – продолжала она. – Если я выберу иную дорогу, вы сделаете то же самое?

Он остановился. Обернулся, чтобы посмотреть на Марселину Руссо через плечо. На ее руках по-прежнему болтались веревки, и все ее тело было измазано кровью, большая часть которой принадлежала ей самой. И все же эта девчонка отказывалась сдаваться. Отчасти Никодим уважал ее упрямство. Ее отказ подчиняться судьбе.

Его взгляд опять скользнул к разбитому телу племянника. Последние крупицы жизни его покидали. Вздохнув, Никодим отвернулся.

– Бастьян – ваш последний родственник. Вы готовы бродить по этой земле в одиночестве? – закричала Селина. – Потому что я лучше потеряю его навсегда, чем буду наблюдать, как он умирает.

Никодим посмотрел по очереди каждому из своих бессмертных детей в глаза. Видел, как тяжесть утраты отражается на их лицах.

«Нет. Не так все должно было быть».

Он расправил плечи и направился к выходу.

– Никодим! – завопила Селина, боль в ее голосе взвилась к потолку. – Никодим Сен-Жермен!

И снова Никодим замер, эхо его фамилии разнеслось по украшенному фресками потолку собора и пробудило боль в остатках его сердца. Оживляя его.

– Мы договорились?

Любовь не есть любовь

Первые представители моего рода были выходцами из Карфагена.

Из тех времен, когда всеми правила кровь. Когда монстры и торговцы властвовали над видимым миром. Тогда создали Братство.

С тех пор изменилось немного.

Я стою на причале, глядя на воды Миссисипи, в моей душе покой впервые за десять лет.

Когда до меня только дошли вести о том, что Себастьян Сен-Жермен пал в бою в соборе, странное чувство появилось в моей груди. Теперь я понимаю, что то было мое сердце, мое слабое человеческое сердце, наконец рассыпавшееся на осколки. Теперь я могу принять лучшую, более сильную версию себя.