– Ее комплексы неистребимы. Только запрятаны очень и очень глубоко.
– Вот! – снова перешел на повышенные тона Вадик. За что получил легкий подзатыльник. – Она так и остается чудищем. Для себя самой. И считает, что недостойна любви.
– Не думаю, что все настолько серьезно. Да, она не очень в себе уверена, хотя тщательно это скрывает, просто пока никого не полюбила, вот и все.
– Или ее никто не полюбил? Несмотря на ее идеальную внешность? А я любил. Даже когда она была в обличье чудища… Неужели она не оценила этого, повзрослев?
Пока они говорили, Матвей следил за супом, помешивал, снимал пенку, засыпал макароны. «Звездочек» не было, пришлось наломать итальянских спагетти и поварить их пару минут. Сейчас плод его кулинарных изысканий «отпыхивал».
– Я не буду тебя сейчас отговаривать, – сказал Матвей. – Это бессмысленно. Скажу одно, протрезвей, проспись и решай все на чистую голову. А перед Светой все равно повинись.
– Конечно, я попрошу прощения. Упаду на колени, если надо. Только вряд ли это поможет.
– Почему же?
– Потому что я разрываю наши с нею отношения. Не хочу обманывать ни ее, ни себя.
– Ой дурак, – покачал головой Матвей. И стал разливать суп по тарелкам. Сам он тоже решил вспомнить детство и навернуть похлебки.
– Как я тебе завидую! – ляпнул вдруг Вадик, чем вверг Матвея в шок.
– Это что еще за новости? – проворчал он, осторожно поставив тарелку с горячим супом на стол.
– Ты так легко идешь по жизни. Не то что я. Все вязну, буксую…
– Раньше ты не был завистливым, – заметил Матвей.
– Да я тебе по-белому завидую. Ты не подумай.
И все равно неприятно. Матвея коробил этот глагол «завидую».
– Ешь и ложись спать. Утром я отвезу тебя на работу.
– Но где я лягу?
– На лоджии. – Он ткнул пальцем в приоткрытую дверь. – У меня там надувной матрас. Белье я тебе сейчас дам.
– Не надо. Подушки хватит… – Он взял думку с углового диванчика и отодвинул от себя тарелку. – А суп я утром похлебаю. Говорят, с похмелья его хочется… А сейчас только спать.
Матвей проводил друга на балкон, помог улечься. Затем доел свой суп и пошел в кровать. Спать ему оставалось всего полтора часа.
Глава 4
Родя не хотел просыпаться. Поэтому лежал с закрытыми глазами, цепляясь за ускользающую дрему. Но как он ни старался погрузиться в мир, в котором его Леда оживала, не получилось. Зло стукнув кулаком по подушке, Родион разлепил веки.
Тут его ждало еще одно разочарование – погода испортилась. Через тонкие шторы он видел хмурое небо, затянутое облаками. Серый утренний свет обволакивал Леду, как болотный туман. Казалось, ее затягивает в топь, и становилось страшно. Вскочив с кровати, Родя задернул портьеры, купленные специально для ТАКИХ дней. Другие отгораживались ими от солнца, а он от хмари.
В комнате тут же стало темно. Родя включил торшер. Старый, еще прабабушкин. Дед велел выкинуть, так как абажур прорвался в некоторых местах, а ножка облезла. Но Родя не отнес его на помойку, а отреставрировал. Нет, даже не так. Он дал ему новую жизнь! Сделал из дряхлого старика гламурного паренька. Ножку покрыл блестящим лаком и украсил цепочками, абажур связал из серебристых ниток, а кисти сделал из бусинок под хрусталь. Когда торшер включали, он сверкал, отбрасывая блики на стены комнаты, на потолок, на пол… И на Леду. Именно для нее он преобразил старый торшер. В пасмурные дни, закрывая шторы, Родя включал его, затем музыку диско, наряжал Леду во что-то яркое и экстравагантное, и они танцевали, танцевали, танцевали…
Вот только сегодня придется обойтись без танцев. К десяти Родя ждал посетителя. А сейчас было уже без четверти девять.
– Но я все же наряжу тебя, моя дорогая, – обратился к Леде Родион. – Не можешь же ты предстать перед посторонним обнаженной.
Он бросился к шкафу и распахнул его. На вешалках только женская одежда – свою он держал в другом месте. Тут были и домашние халаты, и игривые сарафаны, и сексуальные шортики с топами, и роскошные вечерние платья. Все эти вещи он создал для Леды. А то, что он шил для других, просто висело на передвижном кронштейне.
– Если бы мы были одни, я надел бы на тебя это! – Родион снял вешалку с коротким платьем в стиле тридцатых годов двадцатого века. – И мы бы слушали джаз. Да, знаю, милая. Ты любишь диско, но в прошлый раз ты так увлеклась танцами, что чуть не расшиблась…
На самом деле увлекся он. Так погрузился в свои мечты, что забыл, кто в его руках. Раскрутив Леду, он ждал, что она сама остановится, впечатав ножки в пол, а она упала. С грохотом, как и подобает манекену.
– А что, если это? – игриво спросил Родя, дернув за подол атласного халата-мини, отороченного лебяжьим пухом. – Но нет. Слишком сексуально. Надо что-то сдержанное, но прекрасное.
Тут ему на глаза попалось черное платье с синим кантом. Длинное, узкое, с широкими рукавами и треугольным вырезом на спине. Родя давно не доставал его.
– Вот что идеально подойдет тебе сегодня! – торжественно изрек он. – А чтоб немного облегчить образ, сделать наряд менее торжественным, голову украсим сине-голубым платком, завязанным чалмой.