– Пока у меня есть богатая жена, которая владеет клиникой, я имею работу. Если она узнает о Красотуле, Виоле, прочих девках… даже тех, что были до нее (она презирает мужчин, пользующихся услугами проституток, а извращенцев готова сажать), она разведется со мной. И сразу после этого вышвырнет из клиники. Я уж не говорю об этой квартире, она также принадлежит ей. Я уйду с одним чемоданом в никуда…
– Любые неприятности, перечисленные тобой, не стоят человеческой жизни. Ты понимаешь это?
– Нет… Или да? Я не знаю. Это был порыв. Я поддался. Тогда я тоже бахнул, признаю…
Бородин вытащил из кармана носовой платок и намотал на руку – она кровоточила. В кино герои боевиков лупят всех почем зря и выходят из драк без единой царапины. Жаль, в жизни не так. У Викентия кисть теперь неделю заживать будет.
– Иди еще бахни напоследок, – бросил Бородин Льву. – Или унюхайся вусмерть. Потому что с сегодняшнего дня твои неприятности начинаются. И если ты не готов к ним, покончи с собой. Я даю тебе этот шанс.
– Я не понял, – беспомощно пролепетал Аросев.
– За тобой придут, Аросев. И как минимум задержат за нападение на Виолу. Как максимум арестуют за тройное убийство.
– Что?
– Ведь ты тот самый маньяк по кличке Док.
– Я? Нет! Ты что? Это не я… Я никогда бы!
– Будешь это в полиции доказывать. Мне не надо.
Лев схватил его за руку:
– Но ты думаешь – это я? Ты, кто знал меня столько лет?
– Не знал, как выясняется. Но если тебя успокоит, скажу, что не считаю тебя маньяком. Тех троих убил кто-то другой, не ты. Твой мозг иссушили наркотики. Они же подорвали нервную систему. Ты просто не смог бы совершить три продуманных убийства. Но, повторяю, мое мнение не имеет значения. И кстати, если меня вызовут в суд для дачи показаний, я буду свидетелем не за тебя, а против. Прощай!
И ушел, оставив хнычущего Аросева наедине с собой… и наркотиками.
Глава 4
Он давно уехал, а Виола все смотрела в окно. Не потому, что ждала, что Матвей вернется. Просто ей было хорошо вот так стоять, наблюдать за птичками, скачущими по веткам клена, за облаками, лениво плывущими по небу, за соседкой Нинкой, что фланировала между подъездами в халате и мужской куртке до колен, поджидая хахаля, посланного за бутылкой…
Ой, нет. За Нинкой наблюдать было не так приятно, как за птичками и облаками.
Виола отошла от окна. Стала мыть посуду. Но все валилось из рук. Выключила воду, отбросила губку, вытерла руки и пошла в комнату… валяться.
Упав на кровать, Виола закрыла глаза и сладко улыбнулась. Какая же она сейчас счастливая! Переживания, сомнения, опасения… все потом!
От подушки пахло одеколоном Матвея. Виола зарылась в нее лицом. «Буду так лежать, – сказала она себе, – и вспоминать события ночи. Подетально. Работа подождет…»
Но этим планам не суждено было сбыться. В дверь позвонили – к ней кто-то пришел.
Виола, чертыхаясь, встала с кровати и направилась в прихожую. Прежде чем открыть, посмотрела в глазок. Мама и сестра. Проведывать явились. Исполнить родственный долг.
– Доброе утро, – поприветствовала она их, открыв дверь.
– Привет, привет! – Обе родственницы чмокнули ее в щеки, одна в правую, вторая в левую.
– Это тебе. – Мама протянула ей коробку с тортом. Сколько раз Виола просила не приносить ей мучного и сладкого, все без толку.
– Спасибо, проходите.
– Одна? – спросила сестра, прошарив взглядом квартиру.
– Да.
– Мужчиной пахнет… И еще чем-то, не пойму.
Сексом, хмыкнула мысленно Виола.
– Может, пловом? Я вчера готовила. Будете?
– Я нет, – покачала головой Оля. – У меня диета.
– А я с удовольствием, – ответила мама. – Кстати, я тут слышала, что в первой половине дня кушать можно все. Так что, Оля, тоже поешь. Не часто нам выпадает возможность отведать Вериной стряпни.
– Я даже не знала, что она умеет готовить.
– Умею не я, а мультиварка. – Именно этот плов остался, тот, что приготовил Матвей, они доели ночью.
Виола провела гостей на кухню.
– Какой у тебя бардак, – поджала губы родительница.
– Не успела убраться.
– Чем только занималась? Ты же не работаешь.
– Я работаю дома, – поправила Виола. Почему-то мама считала, что раз ей не нужно пять дней в неделю отсиживать по восемь часов в офисе, она бездельница. – И, если ты не забыла, на меня недавно напали, я не очень хорошо себя чувствую…
– По тебе не скажешь, – заметила мама. – Ты просто порхаешь. А это, – она указала на синяки, – ерунда. До свадьбы, как говорится, заживет.
– Я то же самое хотела сказать. У тебя глазки горят… Что с тобой, сестра? – Оля подмигнула. – Уж не влюбилась ли ты в какого-нибудь бравого полицейского, что спас тебя от бандита?
– Спас меня Ромка. Садитесь. – Она указала на табуреты. – Я сейчас погрею плов. Ты, Оля, будешь?
– А давай. Только совсем немного положи. – И напомнила: – Я на диете.
Виола, пока грелся плов, порезала оставшиеся овощи и заварила чай. Сама она будет только его. Причем пустой. Даже без ложки меда или любимого джема.
Когда стол был накрыт и Виола тоже присела, Оля выпалила:
– А теперь расскажи нам все!
– Что именно?