Планирование начинается сразу же. Мне нужно будет забрать свои вещи из дома, но они не уверены, когда дороги снова станут проходимыми.
— Почему бы нам не повеселиться и не купить тебе новую одежду? — спрашивает мама, сжимая мое предплечье.
Невозможно испытывать волнение из-за чего-то столь тривиального, как поход по магазинам. Мой город истекает кровью. Сотни тысяч семей вынуждены покинуть свои дома. Я, наверное, никогда больше не увижу Бо.
— У тебя есть адрес электронной почты Бо? — спрашиваю я ее однажды вечером, когда мы планируем занятия, которые буду посещать в Коннектикуте.
— Я не помню его, но он есть у меня на компьютере. Зачем тебе?
Потому что мне нужно с ним поговорить. Потому что я чувствую, что жизнь отдаляет нас друг от друга, и если не буду сопротивляться, то, возможно, никогда больше не смогу с ним поговорить.
— Вы ведь немного подружились, правда? — подталкивает она.
Я киваю, боясь произносить слова.
— Он научил меня танцевать, — шепчу я.
— Я понимаю, что ты беспокоишься о нем, но не стоит. Твой отец вчера разговаривал с ним об аренде жилья, и Бо сказал, что он в Остине. Он сосредоточен на том, чтобы наверстать упущенное на занятиях и вернуть свою маму в ее дом.
— Она вернулась домой?
— По всей видимости.
— Как далеко Остин от Хьюстона?
Она смеется:
— Милая, мы не собираемся навещать Бо. У нас сейчас и так забот предостаточно, и я уверена, что у него тоже.
Ее бесцеремонный смех так расстраивает, что я отталкиваюсь от стола и несусь в заднюю часть дома, в маленькую комнату, которую делю со своими родителями. Я громко захлопываю дверь и сползаю на пол, дыша так тяжело, что видно, как поднимается и опускается моя грудь.
Чувствую себя беспомощной и забытой, как будто вокруг меня все еще бушует ураган. Все меняется, и от меня просто ожидают, что я буду плыть по течению. Я должна воспринимать все это как одно большое приключение, но мне кажется, что это одно большое горе. У меня нет возможности связаться с Бо, если я не украду его номер телефона у одного из родителей или не получу его электронную почту с компьютера мамы, но разве недостаточно того, что я набросилась на него? Письмо, наполненное всеми моими мыслями и чувствами, кажется полным отчаяньем. Мои трогательные слова будут жить на этом белом экране вечно, и Бо всегда сможет вспоминать обо мне как о глупой девчонке, которую он когда-то знал.
Нет, Бо Фортье, не герой.
Глава 11
Лорен
Я никогда не делала этого раньше. Это кажется туристическим и банальным. Кроме того, рискуя показаться циничной и холодной, я на самом деле в это не верю. Но Роуз верит. Она всегда интересовалась Вуду и мистицизмом, которые пронизывают Новый Орлеан. Она участвовала в каждом ночном туре с привидениями и столько раз бывала на городских кладбищах, что девушке пора бы уже стать одержимой, и что-то мне подсказывает, что она не откажется от возможности потаскать за собой демона или двух.
— Твоя энергия говорит мне, что ты не хочешь здесь находиться.
Черт, она попала в точку. Я возвращаю свое внимание к женщине, сидящей передо мной: Фиби — экстрасенс. Она похожа на нечто среднее между капитаном Джеком Воробьем и мисс Клео: пышные волосы, золотые украшения до локтей, размазанная черная подводка для глаз. Она одна из ясновидящих, работающих в парке Джексон-сквер, тех, кого я избегала всю свою жизнь. Мы проходили мимо ее столика, и Роуз настояла, чтобы мы остановились и погадали по ладоням. Я отшутилась, потому что ни один человек не глуп настолько, чтобы позволить одурачить себя и потратить 30 долларов на 5 минут ерунды, но вот я сижу, ладонь раскрыта, а энергия, очевидно, закрыта.
Роуз хлопает меня по плечу:
— Да ладно тебе, Лорен! Сосредоточься! Если ты отгородишься от Фиби, как она собирается наладить твою жизнь?
Верно, конечно, как глупо с моей стороны. Я открываю свои чакры. Открываю свой внутренний взор. Чешу лодыжку под столом.
— Расслабь руку, — настаивает Фиби, бросая на меня раздраженный взгляд.
Вздыхаю и откидываюсь на дешевый складной стул. Фиолетовая скатерть, которой она накрыла карточный столик, зацепилась за мой браслет. От благовоний, которые она жжет, у меня слезятся глаза. Мистика явно не для меня.
Фиби разглаживает мою руку, проводя подушечкой пальца по центру моей ладони. Мне щекотно, и я воспринимаю это как хороший знак.
Она наклоняется и хмурит брови. Затем, в течение, как мне кажется, ненужного промежутка времени, я говорю о нескольких минутах, она озабоченно хмыкает, качает головой, хмурится. Затем, я не шучу, она бормочет:
— Нет, нет. Этого не может быть.