Красавица и босс мафии

Я не смогла сбежать.

У меня не было даже шанса, хотя прошла всего неделя с тех пор, как меня перестали усыплять. Когда Алина сказала мне, что моя предполагаемая дата свадьбы через неделю, еще во время нашей первой встречи, я решила, что это какая-то психологическая пытка.

Но это было не так.

Свадьба.

Я готовлюсь к собственной свадьбе несмотря на то, что единственный мужчина, с которым я осмелилась иметь хоть тень этой мечты, находится неизвестно как далеко.

Витторио не пришел.

Я притворялась, что это не так, и всем сердцем желала, чтобы он пришел, потому что каждый раз, когда я оказывалась в аду, Витторио приходил за мной, но не в этот раз.

Слезы, скатывающиеся по моим щекам, не размазывают безупречный макияж, и это еще одна причина чувствовать себя бесполезной. Я даже не могу разрушить ложное совершенство, которое они создали вокруг меня в день, когда я скорее умерла бы, чем проснулась.

Я пыталась быть сильной. Ради себя, ради вещей, которые я научилась желать, ради мужчины, которого мое сердце отказывалось перестать ждать. Я пыталась. Я много пыталась. Я искала выходы, я следила за дверями, я рассматривала каждую щель как возможность, но на самом деле возможностей никогда не было.

Я касаюсь правой рукой левого рукава платья, хватаясь пальцами, чтобы вцепиться в нежную ткань со всей силой, на которую мой дух уже не способен: слишком много для меня.

— На твоем месте я бы этого не делал. — Голос доносится до меня, и я поднимаю взгляд на отражение перед собой: у открытого входа в комнату стоит Массимо Коппелине. — Если мне придется тащить тебя до церкви голой, я так и сделаю.

Я не видела его с того завтрака, он исчез, оставив меня на попечение своей безумной бывшей невестки. Однако сегодня днем его взгляд скользнул по всему моему телу, прежде чем он вошел в комнату, неся с собой тонкую папку с бумагами. Я вздыхаю с облегчением, когда он не подходит ко мне, но мое облегчение оказывается недолгим.

Массимо ставит портфель на стол, открывает его, достает из кармана ручку и протягивает ее мне.

— Подпиши это. — Я не двигаюсь.

— Что это?

— Признание твоего происхождения. Эти бумаги делают тебя моей наследницей. — Объясняет он без особого терпения, и я качаю головой из стороны в сторону, отрицая это.

— Я не хочу этого. Я не хочу быть вашей наследницей. Мне ничего от вас не нужно.

— Но человек, который собирается жениться на тебе сегодня, хочет. Ну же, девочка, подпиши. — Его голос становится грубым, но этого недостаточно, чтобы заставить меня действовать.

— Пожалуйста, не заставляйте меня выходить замуж. Зачем это делать? Зачем искать меня только для того, чтобы потом избавиться от меня? Зачем вам понадобилось забирать меня оттуда, где я была? — Отвращение застилает его глаза, когда он слышит мои слова.

— Может быть, я бы пересмотрел свои планы в отношении тебя, Габриэлла. Может быть, я действительно мог бы это сделать, если бы этот сукин сын не вложил в тебя столько себя. Подпиши! — Его слова бросаются в меня как оскорбление, но за несколько дней это первые слова, которые заставляют меня почувствовать свою значимость.

— Нет! — Я отказываюсь подписывать, и Массимо принимает то же жестокое выражение лица, которое, как я помню, видела на его лице в Риме, и которое он подарил бармену. Я не понимаю, почему он вообще решил притворяться ради меня.

— Мы можем сделать это легким путем или трудным, девочка. Выбирай сама. — Говорит он, и я опускаю взгляд на платье на своем теле, потом поднимаю руки и пробегаюсь взглядом по нему, по рукавам.

— Нет, я сказала нет. — Массимо надвигается на меня с невиданной силой, но я не вздрагиваю и не отступаю. Его рука хватает меня за руку и сжимает ее без всякой деликатности, после чего он тащит меня на небольшое расстояние между тем местом, где я стояла, и столом.

— Подписывай, — рычит он, но я отказываюсь держать ручку. Может, я и не в состоянии сделать для себя много, но я не собираюсь этого делать.

Вес его руки на моем лице откидывает мою шею назад и заставляет мое тело содрогнуться. Все тело сотрясается, а от жжения, распространяющегося по щеке, пульсирует голова. Массимо хватает мою правую руку и зажимает мои пальцы между своими, чтобы удержать ручку, а затем кладет ее на бумагу и проводит по ней размытым движением, которое даже близко не напоминает подпись, но его это устраивает.

— Мне понравилось это делать, — шипит он, очень близко к моему лицу. — Дай мне больше причин, Габриэлла, и мне понравится еще больше. — Мне кажется, что все мои частички рассыпаются, но как я не дала ему своего "да", так и я не даю ему своих слез, потому что у них есть только один владелец.

Даже если этот владелец от них отказался.

* * *

Ужас на моем лице даже не идет ни в какое сравнение с тем, что наполняет мою грудь. Никаких слов не хватит, чтобы описать степень моего опустошения.

Вооруженные люди охраняют каждый из входов и выходов церкви с роскошной и древней архитектурой, где изображения святых и золотые арабески купаются в разноцветных отблесках световых люков, вмонтированных в потолок.