Я думаю, что лето, проведенное с нами тремя, оказало большое влияние на Эмму, потому что мои отношения с ней снова изменились во время нашего выпуска. Она уволила большинство парней из братства, и мы сократили количество вечеринок, на которые ходили. После сокращения списка парней, с которыми она спала на регулярной основе, стало ясно, что те, кто попал в список, были либо чрезвычайно искусны в постели, либо не возражали, если я наблюдал и присоединялся к ним. Так. много. Секс втроем. Не то чтобы я жаловался. Эмма была особенно слаба в моменты, когда я играл нежную роль, в то время как другой парень был более напористым. Я мог бы сказать, что это нажало на кнопку в ней, зная, что мужчина, который любил ее, переживал нежный момент, обнажая свои эмоции и сердце, в то время как другой мужчина одновременно использовал ее для удовольствия. В нашей сольной игре она часто поддразнивала меня, говоря, что единственный способ по-настоящему свести ее с ума - это если мне будет помогать другой парень.
Выпускной год был также годом, когда она переехала ко мне. Полагаю, к нам. Майк посчитал, что ситуация с общежитием провалилась, и в конце концов согласился, что, возможно, все было бы лучше, если бы мы жили за пределами кампуса. Я ухватился за этот шанс и сразу спросил Эмму, не хочет ли она переехать к нам. Мне удалось найти приличный дом недалеко от кампуса, и папа сделал то, что делал обычно, сразу купил его с намерением позже сдать в аренду. Как бы Майк ни дразнил меня по этому поводу, он не жаловался, когда я сказал ему, что он может остаться без арендной платы. Когда я пошел помочь Эмме перевезти кое-что из ее вещей из дома, ее отец разыгрывал передо мной стандартный образ крутого парня, допрашивая меня о моих намерениях в отношении его драгоценной девочки. Этот образ крутого парня исчез почти мгновенно, когда я упомянул ‘без арендной платы’ и о том, как я планировал помочь Эмме с тем, чего не покрывали ее гранты и стипендии. Эмма проговорилась, что он беспокоился о фонде колледжа Эмили ранее. Я знала, что он был слишком горд, чтобы принять прямую помощь, но то, что я помогла Эмме, тоже помогло ее сестре. К этому времени мы с Эммой были вместе четыре года и были такими же крепкими, как всегда. Мы достигли той точки, когда люди стали относиться к нам по-другому. Как бы сильно ее отец ни доставлял мне неприятности, я знал, что все это было в шутку. Он относился ко мне скорее как к зятю, чем к парню своей дочери. Мама и папа тоже были такими. Маме особенно нравилось баловать Эмму и Эмили роттен, когда мы возвращались в город на лето, выдавая свое глубочайшее желание иметь дочерей вместо сыновей.
Мы провели День благодарения с семьей Эммы и зимние каникулы сплитом. Когда я спросил Эмму, не хочет ли она пропустить Рождество в тропиках, чтобы провести его со своей семьей, она посмотрела мне прямо в глаза и сказала: “Айзек, я люблю свою семью, но не настолько, чтобы отказаться от недели в раю”. Самое лучшее в том, что у нас были деньги, это то, что нам не нужно было делать ни того, ни другого. Поговорив об этом с моим отцом, я пригласила Эмили и их отца вместе с нами.
Лучшая часть? У нас с Эммой наконец-то появилась своя комната.
То Рождество было одновременно самым странным и лучшим. Стефан принес свой обычный вкус и энергию, которые были противоположны моему отцу. Мама любила играть роль ‘мамы’ для Эммы и Эмили, пользуясь рождественскими праздниками, чтобы в очередной раз испортить их. Я думаю, что она приставала к Эмме больше, чем я, постоянно таская ее, Эмили и Лилиан в спа, на педикюр и проводя вместе ‘девчачье время’. Женщина показывала свое истинное лицо. Возможно, у нее и были сыновья, но в тот момент, когда мы привезли домой наших девочек, она выгнала нас на обочину, чтобы удочерить их. Когда я пожаловалась ей на семейном ужине на то, что она относится к девочкам скорее как к семье, чем к собственной плоти от плоти, Эмма встала на сторону мамы и сказала мне смириться с этим. Предательство глубоко ранило.
Странность возникла из-за нескольких вещей. Эмили, которой было восемнадцать и она перешла половину пути в выпускном классе, была серьезно влюблена в Джеймса. Серьезная влюбленность. Конечно, я понял. Мужчина представлял собой смесь мужской модели и супергероя из плоти. Ее превращение в рыдающее месиво всякий раз, когда он пытался завести разговор, было одновременно милым и грустным. Мне пришлось слушать, как Эмма и Лилиан вдалбливали бедняге обо всех ужасных вещах, которые они с ним сделают, если он хотя бы прикоснется к невинной девушке. Он выглядел обиженным, сказав, что понятия не имеет, о чем они говорили. Честно говоря, я согласилась с ним. Джеймс, возможно, и был мужланом, но по отношению к Эмили он был ничем иным, как настоящим джентльменом. Несмотря на то, что Эмили до боли ясно дала понять, что она была бы совершенно не против того, что между ними что-то происходит, Джеймс играл, не обращая внимания на ее намерения, и воспринимал все в значении PG.