Красавица и чудовища

— Поверь, ты больше не будешь ни в чем нуждаться, Кейт, — добавил второй.

___

Джетлаг — естественная реакция организма в ответ на смену часовых поясов, которая вызывает сбой в привычных суточных ритмах человека. После смены часовых поясов человек еще несколько дней может привыкать к новому дневному ритму, из-за чего испытывает нарушение сна, раздражительность, снижение работоспособности и общее чувство недомогания.

Глава 46. Кейт

Их прикосновения пробуждают во мне что-то звериное, дикое, первобытное. Я так давно не ощущала себя живой, в полной мере этого слова, что даже от невинных поглаживаний не могу сдержать глухого стона.

Невостребованное столько времени желание моментально воспламеняет тело. Я прекрасно помню, как они одни в целом мире умеют управлять моим телом, и хочу наконец-то отпустить контроль. Хотя бы на время.

Я так устала все контролировать и всегда быть на стороже, что потребность передать власть над собой двум сильным мужчинам, накрывает с головой.

В их глазах тоже разгорается такое знакомое порочное пламя.

Потребность в прикосновениях становится такой невыносимой, что я переступаю с ноги на ногу и трусь всем телом об их жесткие тела рядом со мной.

Чувствовать себя между ними, такой слабой и маленькой, это пьянит крепче любого вина. Они здесь. Все-таки здесь. Со мной. И мы трое остались живы.

И почти выбрались.

Они ласкают меня в четыре руки, и я едва могу устоять. Мне не нужна прелюдия. После стольких недель ожидания, стольких эротических снов, теперь, когда это происходит наяву, я хочу их здесь и сейчас.

— В спальню, — выдыхаю я. — Вы оба. Быстро!

Ворон подхватывает меня на руки и несет по лестнице на второй этаж, пока Медведь идет за нами. Он все еще хромает, и только поэтому не взял меня на руки сам.

В спальне Ворон стаскивает с меня майку, а Медведь — трусики. И вот я стою голая посреди темной спальни и чувствую, как две пары глаз с жадностью изучают новые очертания моего, такого знакомого им тела. Столько восторга, как сейчас, в их глазах я еще не видела никогда.

Медведь медленно опускается передо мной на пол, касаясь спиной кровати. Проводит руками по голым ногам, глядя на меня снизу вверх, а после отводит одну ногу в сторону и, прикрыв глаза, пробует меня на вкус.

Я бы упала, если бы не Ворон.

Ворон целует меня в губы, пока сам с нескрываемым восторгом чуть шершавыми ладонями изучает мою, ставшую больше, грудь.

Теперь я голая между ними, абсолютно одетыми, и каждая клетка моего изголодавшегося тела поет от удовольствия. От их откровенной ласки. И порочности происходящего.

Я почти повисаю на руках Ворона, когда Медведь глубже вгоняет в меня свой язык, пока пальцы дарят мне такое необходимое освобождение от скопившегося напряжения. Ворон глушит мои стоны поцелуями, а после Медведь поднимается на ноги.

Обнимает и целует мокрыми губами. Усаживает на кровать, давая отдышаться, пока они оба раздеваются по-мужски быстро, не церемонясь с застежками и молниями, и уже через мгновение оказываются по обе стороны от меня.

Сажусь на пятки между ними. Изучаю их тела руками, подмечая новые шрамы на каждом из них. Вот на ребрах Медведя глубокий белый шов — та самая рана, которую я видела в машине, в нашу последнюю встречу.

На груди Ворона, где когда-то был выведен чернилами портрет его матери, теперь неровная кожа, как от сильнейшего ожога, но пламя здесь не при чем. Скорей всего, это от падения с байка, когда он проехался грудью по земле, стирая кожу до мяса. Не вмешайся ФБР, это могло стоить ему жизни.

Мое сердце сжимается от страха за то, насколько каждый из нас был близок к смерти. И только прикосновения Медведя возвращают меня в реальность, где вроде бы больше нет причин для тревог.

— Детка, — хрипло говорит Медведь. — Шрамы можно изучить и после. А вот мне нужно твое внимание сейчас. И немного ниже.

Улыбаясь, синхронно веду пальцами по их животам, а после крепко сжимаю горячие твердые члены. Наклоняюсь к Ворону и облизываю, как подтаявшее мороженое. После делаю тоже самое с Медведем.

Он не выдерживает первым, кладет руку мне на затылок и не дает отстраниться. Надавливает сильнее, глубже погружаясь в мой рот, а после отпускает с глухим стоном:

— Боже… Как я скучал по тебе. По твоему рту, рукам. Твоим стонам. Как я мог выбрать жизнь без тебя, неужели ты верила в это… — он рывком приподнимается и снова целует меня в губы.

Стоит ему отпустить меня, как я оказываюсь в плену губ Ворона. Мои руки все еще касаются их горячей нежной плоти, но поцелуи отвлекают. Движения хаотичные, без ритма и не с должной силой.

— Я люблю тебя, — шепчет мне в губы Ворон.

— Я люблю тебя, — обжигает горячим дыханием шею Медведь.

Голова идет кругом от двойного признания. Я закрываю глаза и улыбаюсь сквозь невесть откуда взявшиеся слезы.

— Я люблю вас… Обоих. Одинаково сильно.

— Тебе больше не придется плакать, обещаю.

— Только от счастья, — добавляет второй. — Но тоже лучше не надо.

Я перестаю понимать, где один, где второй. Оба становятся чем-то целым, единственным для меня, неделимым и незаменимым.