Зажужжал таймер на моих часах. Выйдя на кухню, выловил ложкой из воды пластиковый пакет и, высыпав на тарелку куриные фрикадельки, уселся за стол поесть. За своей скудной трапезой продолжат думать о том, сможет ли Китти Рейнольдс ответить по крайней мере на один из этих вопросов, когда приеду к ней сегодня в одиннадцать вечера.
Я напрямик спросил ее:
— Что такое «орео»?
Она напрямик ответила мне:
— Представления не имею.
— Что значит для вас это слово?
— Ничего. А что оно означает для вас?
— Оно означает «домашнее печенье». Слой белой сахарной глазури между двумя шоколадными вафлями.
— Ах, да, — сказала Китти, — конечно. Печенье «орео».
Мы сидели с ней в гостиной. На этот раз она была одета более скромно, в простенькое темно-синее льняное платье с голубыми и розовыми поперечными полосками и той же расцветки поясом. В камине горел огонь: очевидно, после нашей последней встречи научилась разжигать камин.
— Печенье «орео» имеет для вас какой-то особый смысл? — спросил я.
— А какой в нем может быть смысл? Вы голодны?
— Нет.
— Тогда почему спрашиваете меня о печенье?
— Жена Ллойда Дэвиса сказала, что Салли Оуэн подарила ей картину, цитирую дальше ее слова: «Когда еще у нас было „орео“».
— Леона — наркоманка, — возразила Китти, — на вашем месте не стала бы обращать внимание на ее слова…
— Да? А вам откуда это известно?
— Так… об этом все знают.
— Недавно виделись с ней?
— Нет, но…
— Виделись с
— Я с ним не встречалась со времен комитета.
— А Леона уже тогда была на игле?
— Я действительно не в курсе.
— А откуда вам известно, что сейчас она наркоманка?
— Послушайте, мистер Хоуп, я — не свидетель, приведенный к присяге. Я пошла вам навстречу, позволив приехать, — но вы немедленно уберетесь отсюда, если и дальше станете устраивать допрос третьей степени. Мне неизвестно, когда именно Леона стала наркоманкой, просто знаю, что она уже давно принимает наркотики. И мне ничего не известно об этих черно-белых картинах Салли, и я не знаю, что такое ваше «орео»…
— А откуда вы знаете, что картины Салли черно-белые?
— Вы
— Ничего подобного.
— Мне так показалось.
— А картины и
— Если верить вашим словам. Мистер Хоуп, вы начинаете действовать мне на нервы. Я устала, только что вернулась с делового обеда, ко мне из Тампы приезжал продавец дамского белья, — поэтому, если не возражаете…
— Мисс Рейнольдс, — прервал я ее, — если предпочитаете, я вызову вас повесткой в суд и возьму у вас под присягой письменные показания…
— Так вы это сейчас и делаете, — с раздражением ответила Китти.
— Мне хотелось спокойно и разумно обсудить все вопросы в неофициальной обстановке. Кто-то убил двух женщин, понимаете?..
— Да, Джордж Харпер.
— Не думаю, — возразил я. — Приходилось вам видеть картины Салли?
— Если я знаю, что они — черно-белые, тогда, вероятно, где-то их видела.
— Где?
— Наверное, у нее дома. Вы же
— Да. Там вы и познакомились с Эндрю, верно?
— Все правильно.
— А
— Да.
— Эндрю с трудом вспомнил Дэвиса.
— За память Эндрю я не в ответе.
— Вам не кажется странным, что Салли рисовала свои картины исключительно в черно-белой гамме, и этот комитет, который вы организовали…
— Я его не организовывала.
— Ну, та дама с Фэтбэка. Этот комитет состоял из черных и белых граждан, обеспокоенных…
— Да, мы
— Комитет назывался «орео»?
— Нет.
— Тогда что же это такое?
— Понятия не имею.
— Так называлась группа, которую вы организовали после развала комитета?
— Не знаю, что это такое, сто раз вам повторяла.
— Видели вы ту картину, которая висит в спальне Дэвиса?
— Мне не приходилось бывать у Дэвисов.
— А Дэвис
— Я не жила
Она не докончила фразы.
— Да, мисс Рейнольдс?
— Я тогда не жила здесь.
— Угу.
— Не жила!
— Угу.
— У меня была квартира над магазином.
— Угу. Что вы только что хотели сказать?
— Ничего.
— Относительно «орео»?
— Ничего.
— Картина, которую я видел в спальне Дэвиса…
— Мне кажется, вам лучше уйти, мистер Хоуп.
— …на ней нарисована белая женщина, которая не совсем обычным способом занимается любовью с чернокожим мужчиной.
Китти растерянно заморгала.
— Если вам уже
Я молчал.
— Вам хочется, чтобы у меня были неприятности? — спросила она. — Вы пытаетесь и
— Уверяю вас, вы ошибаетесь.
— Тогда какое значение имеет, участвовала я в «орео» или нет?
— А вы