Винсент посмотрел на него. Отец достал из шерстяной фуфайки запечатанный слегка потрепанный конверт и протянул его Винсенту так, как будто он мог пройти сквозь его пальцы. Винсент в изумлении уставился на него, потом, взглянув на Отца, взял его и перевернул на лицевую сторону. Его имя… он узнал этот почерк.
Узнал и Отец.
Что-то зашевелилось в его подсознании, возможно, еле ощутимые отзвуки давнего, прочно забытого страха. У него вдруг пересохло в горле. Он поспешно сломал печать и вытащил единственный листок бристольской почтовой бумаги. Наверху готическим шрифтом выгравировано ее имя — Лиза Кэмпбелл. А под ним — ее быстрым, размашистым почерком:
— Лиза, — сказал он.
Это имя имело инородный привкус во рту. Он чувствовал на себе устремленный на него взор Отца, чувствовал его напряжение и неуверенность. Возможно, у Отца были основания для опасений. То было — было — плохое, тяжелое время. Винсент отстранился от него много лет назад. Он долгое время не вспоминал о Лизе. Но сейчас он четко видел, каким он был тогда: молодой и высокий, слишком высокий для своего веса. Он снова ощутил всепожирающую печаль, словно металлическая балка стиснувшую его грудь, чувство вины, грозившее поглотить юношу, который до того момента представлял любовь как нечто хрупкое и прекрасное.
Сквозь годы в его голове эхом отозвался его собственный надтреснутый голос, взвившийся до верхнего регистра и дрожащий от невыплаканных слез, оставивших соленый привкус в горле.
— Я должен ее видеть, Отец. Пожалуйста, позволь мне. Ну пожалуйста!
И тихий ответ Отца:
— Она ушла. Ушла Наверх.
Было ужасно больно. И теперь еще больно. Оглядываясь назад, он понимал, что и Отцу, по всей вероятности, было не менее больно.
— Это из-за меня. — Слова эти почти беззвучно прошли сквозь его сведенное судорогой горло. Он почувствовал тепло руки Отца на своем плече, затем обеих на плечах. Но впервые Винсенту не принесло облегчения ни это объятье, ни его слова.
— Ты не сделал ничего плохого, Винсент, — наконец убежденно произнес он — человек, вдруг подумал Винсент, старающийся убедить себя в том, что оба они ничего плохого не сделали.
Но если я ничего плохого не сделал, горестно размышлял Винсент, снова вернувшись в настоящее и глядя на дорогую бумагу на которой было написано Лизино письмо, то кто виноват? И вообще — что произошло? Ответа не было.
Лиза… Что-то было не так, он чувствовал это. Лиза в нем нуждалась. Он взглянул на Отца и увидел, что тот еще более обеспокоен.
— Я должен пойти, — просто сказал он.
Отец почти ожидал этого. Он лишь склонил голову и вышел. Винсент тщательно сложил записку и вложил ее в конверт, который он положил на стол и прикрыл томиком стихов Рильке.
— Я верю в ночь, — прошептал он. Однако его последнее воспоминание о Лизе было в ореоле света.
До места, которое Лиза назвала «нашим», было недалеко: от его комнаты меньше мили по хорошо знакомым туннелям. Узкий круглый колодец с железной лестницей был сразу за первой аркой. Он бросил на него взгляд и отвернулся.
Сколько лет тому назад это было? Сейчас казалось, что прошла целая вечность. Но он хорошо помнил долгий подъем по этой лестнице. Лиза была впереди. Он едва ли заметил, сколько они прошли. Ее маленькие ножки были вровень с его грудью, длинные развевающиеся юбки обвивались вокруг ее щиколоток и слегка задевали его горло и щеки. А тьма и все вокруг них было заполнено увертюрой к «Лебединому озеру» Чайковского. Сейчас Наверху было тихо: слишком поздно для балета, или оперы, или что там играли сегодня вечером.
Он проследовал ко второй арке, где она скоро появится, только с другой стороны. Вернется во второй раз.
Прошло так много времени, так много лет. Пощадили ли ее годы? Что он почувствует, увидев ее?
Он ходил взад-вперед уже несколько часов. Было далеко за полночь. А она все не появлялась. Он направился к туннелю, который приведет его в его комнату к томику стихов. Однако после некоторого колебания вернулся назад. Она еще могла прийти. В записке было что-то тревожащее. Он подождет…
Прошел час, затем другой. Он перестал ходить взад-вперед и уставился невидящим взглядом на лестницу и сцену там, Наверху. Видимо, она все-таки не придет. Наверное, беспокойство его ни на чем не основано — это все эмоции. Возможно, увидеться с ним было ее прихотью, о которой она забыла, или же Лиза променяла их встречу на что-то более важное. А может, она задержалась по не зависящим от нее обстоятельствам. Это мучило его. Он на мгновение закрыл глаза и сделал пару быстрых вдохов, чтобы прояснились мысли. Переживания и беспокойство, помноженные на застарелую боль, не принесут ему никакой пользы и не помогут Лизе. Тут могло помочь только одно. Только один человек — Катрин. Ее имя прозвенело внутри него, смягчая черты лица, согревая кровь и сразу успокаивая его. Он попросит Катрин помочь ему.