Красавица и герцог

— Я немного приуменьшил опасность.

— Ах, приуменьшили…

— Есть одна причина, почему я избегаю бывать на юге.

— Боже праведный! — ужаснулась Грейс. Это вышло так по-женски беспомощно, что Джек едва не рассмеялся. — Пожалуй, я впервые вижу мужчину, способного честно признаться, что он не разбирается в картах, — справившись с волнением, заметила Грейс.

Взгляд Джека потеплел и зажегся лукавством.

— Я же говорил вам, что я особенный.

— Ох, перестаньте. — Она не смотрела на Джека и потому не заметила, как вытянулось его лицо. Ее тон оставался веселым и оживленным. — Оказывается, у нас возникли кое-какие трудности по части карт. Герцогиня просила меня разыскать вас, чтобы вы помогли составить маршрут. Нужно решить, как действовать дальше, после того как мы сойдем на берег в Дублине.

Джек небрежно махнул рукой:

— С этим я справлюсь.

— Без карты?

— В школьные годы мы часто путешествовали.

Грейс подняла голову и мечтательно улыбнулась, словно каким-то непостижимым образом проникла в воспоминания Джека.

— Готова поспорить, в школе вас не назначали старшим над учениками.

Джек обиженно поднял брови:

— Знаете, большинство расценило бы подобное замечание как оскорбление.

Губы Грейс насмешливо изогнулись, в глазах вспыхнули озорные огоньки.

— Но только не вы.

Разумеется, она была права, однако Джек не собирался выкладывать свои секреты.

— И почему вы так решили?

— Вам никогда не хотелось быть старшим.

— Слишком много обязанностей и ответственности, — проворчал Джек, подозревая, что именно об этом и подумала Грейс в первую очередь.

Она открыла было рот, чтобы ответить «да». Ее щеки слегка порозовели, и на мгновение она отвела взгляд.

— В вас слишком силен бунтарский дух, — проговорила она. — Вы бы не захотели примкнуть к начальству.

— Ах, к начальству, — с явным удовольствием повторил Джек.

— Не придирайтесь к словам.

— Что ж, — усмехнулся Джек, картинно изогнув бровь, — надеюсь, вы понимаете, что говорите это бывшему офицеру армии его величества.

Но Грейс лишь досадливо отмахнулась от его возражений:

— Мне следовало сказать, что вам нравится мнить себя бунтарем. Подозреваю, что в душе вы, как и все мы, законопослушны и не чужды условностей.

Джек немного помолчал, а потом заметил:

— Надеюсь, вы понимаете, что говорите это бывшему разбойнику, промышлявшему на дорогах его королевского величества.

Как ему удалось сохранить серьезный вид, он и сам не знал, но когда Грейс после секундного замешательства громко рассмеялась, Джек облегченно вздохнул — он сдерживался из последних сил, изображая оскорбленную невинность. Ему даже начало казаться, что чопорными манерами и надменной осанкой он напоминает Уиндема. Так, чего доброго, можно нажить расстройство желудка.

— Вы чудовище, — пожаловалась Грейс, вытирая глаза.

— Стараюсь, как могу, — скромно потупился Джек.

— Вот почему, — Грейс с улыбкой погрозила ему пальцем, — вас никогда не поставят старшим над учениками.

— Избави Боже, надеюсь, мне это не грозит, — отозвался Джек. — В моем возрасте это уже чересчур.

А если вспомнить его былые подвиги… Даже сейчас Джеку продолжала сниться школа. Не в кошмарах, конечно, — слишком много чести. Но не реже раза в месяц Джек видел себя за школьной партой и просыпался с отвратительным чувством. Нелепо для двадцативосьмилетнего мужчины. Снилось ему почти всегда одно и то же. Он заглядывал в расписание и внезапно понимал, что, напрочь забыв об уроках латыни, прогулял весь семестр. В других сновидениях Джек являлся на экзамен без штанов.

Из всех школьных предметов он вспоминал с удовольствием лишь занятия спортом и историю искусств. Спортивные игры всегда давались ему легко. Джеку достаточно было всего минуту понаблюдать, как играют другие, и тело само знало, что ему делать. С искусством же дело обстояло иначе. Джек не обладал художественным талантом, но ему нравилось изучать живопись и любоваться ее лучшими образцами. Не зря в первый же вечер в Белгрейве он завел с Грейс разговор об искусстве.

Его взгляд упал на раскрытую книгу, лежавшую на столе между ним и Грейс.

— Чем вам не нравится эта картина? — Джек не назвал бы «Капризницу» своей любимой работой Ватто, но он не видел в ней ничего дурного.

— Даме неприятен ее кавалер, — тихо произнесла Грейс, рассматривая книгу, и Джек с удивлением заметил резкую складку у нее на лбу. Что это? Тревога? Гнев? Кто знает… — Женщине противны ухаживания мужчины, — добавила Грейс. — Но он и не думает остановиться. Посмотрите на его лицо.

Джек внимательнее пригляделся к изображению и понял, что хотела сказать Грейс. Качество иллюстраций оставляло желать лучшего, и Джек не решился бы судить, насколько репродукция отличается от оригинала. Едва ли краски сохранили первозданный оттенок, но линии казались четкими. В выражении лица мужчины было что-то хитрое, коварное. И все же…

— Не правильнее ли было бы сказать, что вам неприятна не сама картина, а ее сюжет?

— А в чем разница?

Джек на минуту задумался. Ему давно не приходилось участвовать в интеллектуальных беседах.