Его двойное предательство гложет меня годами, крадется на цыпочках по коридорам моей головы, копается, его когти вонзились в меня. Я использовала его грехи, как щит защиты, рисуя мужчин той же кистью. Я потратила столько времени, думая о нем, когда у меня могли быть настоящие отношения.
Простить его?
Когда он изменил то,
Я судорожно сглатываю.
Но…
Я отвожу от него взгляд, моя голова кружится.
Прошло много лет…
Что случилось, то случилось. Мы не можем это изменить.
В конце концов, он оказал мне услугу.
И идея, что он и я должны были быть вместе? Непрошеная улыбка скользит по моему лицу. Судьба не привела меня в Блу Белл для Эндрю… это был Ронан. Я верю в это так же верно, как в то, что мамины розы желтые, так же верно, как в то, что я люблю Сабину. Шансы на то, что мы встретимся снова, были слишком малы, слишком невозможны. Что мы будем делать с этими шансами, ну, это уже для нашего обсуждения…
— Нова? — Он придвинулся ко мне ближе, прерывая ход моих мыслей.
Я смотрю на него и моргаю, переориентируясь.
Он сжимает мою руку, и ясность приходит, как порыв. Отпустить боль не значит, забыть, но это значит, что когда я вижу его в зале, я могу улыбнуться и искренне улыбнуться.
— Я прощаю тебя.
— А мы? Почему бы не попробовать? — Его глаза сияют, глядя на меня сверху вниз.
— Я с Ронаном, и он мне небезразличен. — Правда.
Я помню то чувство, когда мы встретились, как будто у нас уже была сотня разговоров до этого, как будто наши души увидели общность. Я люблю его шрамы, его эксцентричность, его абсолютную уязвимость…
Быть с ним, даже несмотря на то, что он все еще выясняет, кто он и что ему нужно, все равно что заглядывать в возможности. Он сказал, что я заслуживаю лучшего, и я понимаю, к чему он клонит, но я не из тех, кто легко сдается.
Мама воспитала меня в вере, что внутри каждого есть крошечный огонек, чудесное место возможностей для твоей жизни. Это зависит от вас, чтобы найти свое “сияние” и превратить эти возможности в уверенность.
Я моргаю. Вау. Я давно не думал о ее идее “свечения”. Почему сейчас?
Потому что… я люблю Ронана. Глубоко. Возможно, это началось в Нью-Йорке, но теперь, когда я увидела кто он на самом деле — ущербный человек, который заботится и любит сильно…
— Нова?
Он что-то говорил, и я пропустила это.
— Продолжай, — говорю я рассеянным тоном.
— Ронан здесь не останется.
У меня сводит живот.
— Я знаю.
— И он называет тебя деткой. Ты ненавидишь это слово.
Я хмурюсь. К чему он клонит с этим?
— И когда ты называешь его дорогим, у тебя появляется акцент. — Он касается моей щеки. — Есть что-то подозрительное. Ты едва в городе, а потом вдруг встречаешься с единственным парнем, который ни к кому не проявлял интереса? И то, как ты ведешь себя в учительской, странно, как будто ты хочешь ткнуть мне это в лицо.
— Я так и сделала. — Легкая улыбка изгибает мои губы, и он издает смешок.
— Значит, ты все-таки что-то чувствуешь ко мне?
Сожаление. Энергия, которую я потратила впустую. Неуверенность, которую я допустила. Он наклоняет голову, и прежде чем я успеваю пошевелиться, он прижимается своими губами к моим…
Дверь распахивается, и его грубо оттаскивают.
Я ахаю, отступая назад.
С раскрасневшимся лицом Ронан сжимает челюсть, когда его руки сжимаются, а затем разжимаются.
— Я должен избить тебя прямо здесь, — шипит он, толкая Эндрю в грудь. — Но это же школьная собственность, и я не хочу, чтобы меня арестовали за то, что я отправил тебя в больницу. Держи свои руки подальше от Новы.
Эндрю спотыкается, а затем возвращается к Ронану. Он смотрит ему в лицо и указывает пальцем на него.
— Это касается только меня и Новы…
— Прекрати это! — Говорю я, вставая между ними. — Это не то место. И в этом нет смысла!
Эндрю отступает и поправляет рубашку, в то время как Ронан делает несколько глубоких вдохов, затем поворачивается, его глаза смотрят на меня, льдисто-голубые и холодные.
— Ты опаздываешь на работу. — Затем он разворачивается и выходит.
Я поворачиваюсь к Эндрю, мой голос низкий.
— Больше так не делай. Мы с тобой никогда не будем вместе.
Он выдыхает и качает головой.
— Нова…
Прерывая его, я закрываю дверь и быстрым шагом догоняю Ронана. Его не было три дня, тренерская конференция в Остине, и я пожираю его взглядом. В воскресенье после сбора средств я проснулась около шести, а он все еще спал в кресле. Он проснулся растрепанный, его галстук ослаблен, на лице темная тень. Он спросил, все ли со мной в порядке, а затем сказал, что ему нужно идти.
С тех пор во мне поселилась тревога.
Он был здесь сегодня утром — я видела его машину, — но я немного опоздала и пропустила комнату отдыха для персонала и пошла прямо в свой класс.
Он одет в свою преподавательскую одежду: серые брюки и сшитую на заказ голубую рубашку с длинными рукавами с закатанными манжетами. Его спина напряжена, шаги длинные.
— Ронан, подожди, — зову я, но он продолжает идти.