Красавица и Холостяк (ЛП)

— Чёрт, — девушка щёлкнула пальцами, качая головой. Лукас фыркнул, поднеся бокал к губам, широкое округлое стекло казалось хрупким в его длинных пальцах. Быстро отведя взгляд, Сидней спросила: — Так это правда, что вы рассказывали о себе на аукционе? Вы действительно в старших классах играли Билла Сайкса в мюзикле?

Его губы скривились с самоиронией.

— Боюсь, что так. Но не по причине великой любви к театру или «Оливеру»! (прим.: «Оливер Твист» — мюзикл). Это был удачный, но непреднамеренный результат. Видите ли, Колин Мур пробовалась на роль Нэнси. Я прикинул, что если мы оба будем участвовать в спектакле, то вместе проведём уйму дней и вечеров на репетициях, но даже не предполагал, что её пение было похоже на завывания кошки в течку, — Сидней прыснула, и Лукас пожал плечами. — К несчастью, так оно и было. Не скажу, что моё пение было лучше, но я сумел попасть в ноты и запомнить сценарий. Кроме того, — улыбка, стала чуть зловещей, когда он постучал пальцем по кончику своего шрама: — Я выглядел как заправский преступник.

— Он вас беспокоит? — пробормотала Сидней, вопрос сорвался с языка, прежде чем она успела подумать, стоит ли его задавать. Отметина выглядела слишком старой, чтобы причинять боль, но девушка не имела в виду боль физическую. Она прикусила щеку изнутри. Слишком дерзко с её стороны, они были здесь для лёгкого ужина, прежде чем расстаться, и, вероятно, никогда больше не встретиться, за исключением редких светских мероприятий. Неужели она серьёзно рассчитывала, что Лукас проявит свои самые глубокие эмоции.

— Он вас беспокоит? — мягко ответил вопросом на её вопрос Лукас.

Беспокоит? Да. Её сердце сжималось от боли, при мысли о страданиях, которые он перенёс. Во время и после. По опыту, Сидней знала, что люди не были... добры к тем, кого они воспринимали, как чуждого. Любое, бросающееся в глаза несовершенство, подвергалось издевкам или сожалению. Возможно, кое-кто из тех самых людей были теми, кто дал ему прозвище «зверь». О, да! Это беспокоило её, поскольку Лукас был ничем иным, а только милым и внимательным с момента их первой встречи.

Но разве шрам портит его? Вовсе нет... чёрт, нет. Он добавляет его мужественной красоте нотку опасности, тревожной и соблазняющей одновременно.

И если бы она признала, что это действительно так, он мог подумать, что она отчаявшаяся или озабоченная. Поэтому Сидней решила ответить.

— Вовсе нет, с чего бы?

Какая-то эмоция вспыхнула в глазах Лукаса, прежде чем он криво усмехнулся, и откинулся на спинку стула. Он ничего не сказал, и перевел разговор на повседневные темы. Сожаление вспыхнуло и погасло в груди девушки. У неё появилось чувство, что она провалила некое испытание. Приглушив острую боль от обиды, Сидней ответила на все его вопросы о Бостоне, семье и самой себе. Что было непривычным. Большинство их с Тайлером разговоров, касалось его самого, компании его семьи или любых приемов и благотворительных мероприятий, которые они планировали посетить.

Пролетел час, и когда официант поставил перед Сидней чашечку послеобеденного кофе, она поняла, что их свидание скоро закончится. Подавив разочарование, девушка добавила сливок в темный напиток.

— Как давно вы помолвлены с Тайлером Рейнхолдом?

Сидней удивлённо подняла глаза, пальцы стиснули ложечку, которой она продолжала мешать.

— Не так давно, — ответила она, мысленно ругая себя. Не стоит говорить о своём женихе. Это был ужин по условиям аукциона, а не обычное свидание. Лукас не был влюблён в неё, и неважно, что там её буйное воображение могло придумать. Сидней прочистила горло. — Впрочем, мы вместе уже год.

— Кажется, он очень вас оберегает. Не хочу сказать ему в упрёк. Аукцион или нет, если бы вы были моей, я не позволил бы вам лететь в другой город с мужчиной, который не был бы мной.

Если бы вы были моей. Она глубоко сомневалась, что он мог бы назвать какую-нибудь женщину своей. Отношения должны быть довольно длительными.

— Я не принадлежу ему, как предмет недвижимости с купчей на него, — огрызнулась Сидней. И тут же возненавидела проявление раздражения. Потому что это точь-в-точь описывало их соглашение с Тайлером. Это не был брак по любви, это было дружеским слиянием двух товарищей. И ей было так предпочтительнее... проклятье.

Легкая улыбка коснулась его чувственного рта.

— Вам не по душе мысль о том, чтобы принадлежать мужчине, Сидней? Осознанная мысль, вне всякого сомнения, что он полностью предъявляет на тебя свои права, ваше тело отмечено им, жар вашей крови горит только для него и него одного? Мысль о том, что вы его, и если чужой мужчина едва посмотрит на вас, он будет рисковать жизнью?

— Нет, — выдохнула она. Это не для неё. Лукас описал всё, чего она боялась — слепая страсть, собственничество, ревность. Так почему же поток тепла, льющийся через неё, как лава, клеймит её, как лгунью? — Хотели ли вы иметь всё это с женщиной? Вы не кажетесь мужчиной, который бы ценил или терпел ревнивую собственницу.

Он приподнял бровь.