Красавица и Холостяк (ЛП)

Он не стал дожидаться ее согласия, а просто потянул к себе, приобняв за шею. Золотые и коричневые спиральки упали ему на лицо, мазнув по щекам, челюсти и шее. Окружая их чувственным миром вкуса, вздохов и похоти. Простонав, он раздвинул ее губы своим языком, и она подчинилась. Он не мог насытиться ее ртом; он не лгал, когда говорил ей, как сильно любит его. Чертовски фантазировал о нем. Он ворвался в него, толкаясь, подначивая — требуя — и она приняла его приглашение на эротический танец.

С ее вкусом, ярко ощущающимся на его языке, он неохотно прервал поцелуй, чтобы проложить дорожку губами к ее подбородку, по ее челюсти и вниз по стройной шее. Проклятье, он хотел задерживаться на каждом участке подольше, смаковать ее. Но в то же время ему чертовски не хватало терпения. Голод и нужда безжалостно и неустанно подгоняли его. То, как он контролировал себя, чтобы не сорвать оставшуюся на ней одежду и ворваться в местечко между ее бедер, сначала ртом, а потом и членом... Он заслуживал золотой медали.

Отклонившись назад, он зацепил пальцем переднюю застежку ее бюстгальтера. Поднял глаза на нее. И подождал. Только когда она одарила его маленьким кивком, он щелкнул застежкой и практически благоговейно отодвинул чашечки. Поддев пальцами лямки, он стянул кружево и сатин вниз по ее рукам.

— Красавица, — промурлыкал он, упиваясь зрелищем прелестей, говорящих — проклятье, кричащих — что она была женщиной. — Ты так чертовски красива, — полные, мягкие, как шелк, увенчанные карамельными сосками. — Так чертовски сладка.

С низким рыком, застрявшим в его горле, он обхватил ее грудь, притянул одну вершинку к губам и всосал ее в рот. Сидней испустила крик, содрогнувшись всем телом, но ее хватка на его волосах усилилась, притягивая его ближе.

Он обвел языком вокруг твердого кончика соска, смакуя его. Боготворя его. Она заслуживала, чтобы ее боготворили, говорили даже без слов, как она прекрасна и сексуальна. Освободив ее сосок, он переключился на другой, награждая его таким же пристальным вниманием, пальцем лаская влажную, опухшую вершинку, которой только что насладился.

Тихое хныканье сорвалось с ее губ, когда она изогнулась сильнее, предлагая ему еще больше себя. Ее бедра покачивались в диких, умоляющих движениях. Его член пульсировал от этого эротической картины ее голода. Он ловко поменял их местами, опрокидывая ее на спину, на кровать. Быстро избавив ее от оставшихся предметов одежды, он стянул свои штаны и черные трусы, отбросил их на пол.

Желание выбило воздух из его легких. Узкие плечи, совершенная грудь и стройная талия, переходящая в бедра, будто созданные, чтобы мужчина утопил в них пальцы во время дикого, неистового секса. Подтянутые крепкие ноги, идеальные, чтобы обхватить мужской торс или плечи. Такая его. По крайней мере, на год она была его, чтобы касаться ее, ласкать, доставлять удовольствие.

Стянув через голову свитер, он поставил колено на матрас. Обхватил ее бедра, развел их шире. И еще шире. Достаточно широко, чтобы соответствовать его плечам. Кудряшки, более плотные и темные, чем спиральки на ее голове, закрывали ее естество от него. Но когда он просунул руки под ее попку и поднял ее к себе, ничего не могло скрыть распухшее сосредоточие ее женственности и сверкающее доказательство ее желания. Так близко, что он мог вдохнуть сладкий и острый аромат ее плоти. Он был прав. Аромат жимолости был здесь насыщенней. Его рот наполнился слюной от предвкушения вкуса, даже зная, что лишь проба не сможет удовлетворить его голод, бурлящий в его нутре.

— Лукас, — прошептала она, цепляясь за его плечи.

— Люк, — поправил он ее, оставляя поцелуй на чувствительном месте, где бедро соединялось с торсом. — Здесь называй меня Люк, — он не мог объяснить, почему настаивал на употреблении более интимного краткого имени. Он просто знал, что хотел — нуждался — услышать это имя на ее губах. Прямо здесь, когда они вот-вот станут так близки, как только возможно для двоих людей. — Скажи это, Сидней.

После короткого сомнения она выдохнула:

— Люк, — обхватив его за голову, потянула его голову. — Пожалуйста, — выдохнула она.

Ей не нужно было умолять его взять то, чем он желал овладеть. Зарычав, он склонил голову и языком проложил путь от маленького, сжатого входа до выступа вверху ее блестящих складок. Нежно он обвел языком ее клитор, лаская тугой, пульсирующий бугорок ее плоти. Но и этого было недостаточно. Проникнув глубже, он наслаждался пиром. Сосал. Ласкал. И проникал толчками внутрь. Ни одна ее часть не была более тайной для него. Даже когда ее мольбы и крики наполнили комнату, он не остановился. Пока, не присосавшись к ее клитору, он не ввел в нее два пальца, и мускулистые стенки сократились вокруг него. Сидней забилась на кровати, метаясь, изгибаясь под его рукой и ртом. Она кончала так живописно, так эротично, так сексуально, так женственно, что он почти последовал за ней.