Красавица и нападающий (ЛП)

– В последнее время это не выходит у меня из головы. Мучает. Выворачивает меня наизнанку. Ты меня понимаешь? Я не могу избавиться от этой ярости. Она просто... растет.

Пайпер не убежала.

Почему она не убежала?

Почему она осталась, слушала и вела себя так, будто ей не все равно?

– Ты даже не представляешь, как это тяжело. Каждая минута каждого дня – это борьба с самим собой, отрицание темных и ужасных частей меня. Ты спросила, почему я тренируюсь здесь? Один? Дело не в одиночестве. Это единственное место, где я могу каждый день доводить себя до критической точки.

– Ты наказываешь себя?

– Нет. Это единственный способ измотать себя. Я вкладываю все силы до последней капли в свою тренировку, молясь, чтобы этого оказалось достаточно, чтобы я так устал, чтобы мне на все стало наплевать.

– Коул…

Она все еще ничего не понимала. Как, черт возьми, я должен был описать, насколько сломлен я был перед кем-то настолько совершенным?

– Я живу каждый день в страхе, – я не испытал облегчения, признавшись в этом. Только еще больше усугубил этот позор. – Я больше, чем все остальные. Я стал сильнее. Я – проклятое чудовище. Я даже не могу больше играть в эту игру, не сломав человеку спину. Я слишком опасен. Я не могу…

Я отвел взгляд. Встал. Попытался уйти.

Пайпер мне этого не позволила.

Она прижала одну руку к моей груди, а другую – к щеке. Я боролся с ней, но ее прикосновение согревало меня изнутри. Нежное. Чертовски нежное.

– Перестань наказывать себя, – сказала она. – У тебя нет причин бояться.

– Конечно, есть. Ты меня пугаешь, красавица.

Пайпер замерла, понизив голос.

– Ты когда-нибудь думал о том, чтобы причинить мне боль?

Я взял ее за руку и тут же горячо ответил: «Нет».

– Ты когда-нибудь думал о том, чтобы причинить боль Роуз?

Эта мысль вызывала у меня физическое отвращение. Я оттолкнул ее, стараясь вспомнить улыбку ребенка, ее смех и то, как она каждое утро делилась со мной своим бананом.

– Боже, нет.

– Тогда почему ты так боишься? Почему ты не позволяешь мне доверять тебе? – Пайпер придвинулась слишком близко, слишком мягко.

Она хотела, чтобы ее поцеловали. И мне тоже захотелось ее поцеловать. Если бы я мог, то сделал бы больше. Я бы ласкал ее, боготворил, занимался с ней любовью. Я представлял себе, как доставляю ей все удовольствия, которых заслуживает такая женщина, как она.

Я хотел чувствовать ее рядом с собой ночью.

Мне хотелось просыпаться рядом с ней по утрам.

Но этого не случится. Не может случиться.

Я сделал шаг назад.

– Я не рискну причинить тебе боль, – сказал я.

Ее слова поразили меня – честные и печальные.

– Но что ты потеряешь, если уйдешь?

Пайпер не собиралась драться со мной. Роуз заплакала в радионяне, и она оставила меня с эхом своего нежного предупреждения.

Одного.

В тишине.

Когда-то я думал, что люблю одиночество. Но я ошибся.

Я ненавидел его. Тишина была проклятием, а мой собственный страх – узами, приковывающими меня к чудовищу, которое я ненавидел больше всего. Я должен был убежать от него, но не знал как.

Только один человек мог бы мне помочь…

Но я не стану рисковать ею, чтобы спасти себя.

Глава 16

Коул

Игра закончилась, и мне тут же в лицо ткнули микрофон.

У меня не было времени вытереть кровь с носа, лба, щеки, подбородка, волос. Она смешалась с потом и капала с меня, но пресса подпитывалась таким дерьмом.

– Коул, ты играл со сломанным носом целых два тайма! – репортер из «Спортивной Нации» был хорошо одетым павлином, позирующим перед камерой. Он не придвинулся слишком близко – не мог запачкать кровью свой дизайнерский костюм. – Где ты нашел в себе силы продолжить борьбу?

У нас было много подготовленных ответов, которые мы выучили. Или, я ушел в игру с головой. Или, игра заключается в том, чтобы победить или умереть.

Или, я не мог позволить себе плохую игру после того, как тренер Скотт пригрозил меня прирезать, если я даже произнесу имя Тима Моргана.

Вместо этого я сказал репортеру правду. Это был первый раз, когда я смотрел в камеру во время интервью, на поле или вне его.

– На меня рассчитывала маленькая девочка, – сказал я. – Я сказал ей, что выиграю, и я не мог нарушить это обещание.

Репортер чуть не упал.

– Ты... играл для ребенка?

– Да, и это хорошо сработало. Мы сделали свою работу, – я кивнул в сторону камеры. – Привет, Роуз.

Репортер проглотил язык. Я похлопал его по плечу и присоединился к толпе тренеров, все еще пытающихся остановить мое кровотечение. Мы побежали в раздевалку, но я знал, чего ожидать. Мой нос был сломан, и это было наименьшей из моих болей.

Лучшими играми были те, когда я мог почувствовать, что все закончилось, когда адреналин исчезал, и каждые сустав, мышца и кость кричали. Худшими играми были те, когда я едва мог отвезти свою задницу домой.

Сегодня мы перешли эту черту.