Тот поцелуй, который состоялся между нами утром, не шел ни в какое сравнение с этим. Этот был похож на ураган, меня подхватило им, как щепку, было страшно и невозможно даже вдохнуть.
Ректор Стортон держал меня за талию, прижимал к себе так сильно, что было больно, сердце колотилось где-то в горле и колени слабели.
Когда он отстранился, я не сразу вспомнила, как нужно дышать. Открывать глаза не хотелось тем более: между нами все было таким сложным… Пока я считала про себя до десяти, чтобы успокоиться и не дать поднимающейся изнутри магии вырваться наружу — боюсь, радугами бы украсилась целая академия, — пальцы ректора Стортона схватили меня за подбородок.
— Ну так как, Танг? Не передумали?
Его тон был похож на ушат ледяной воды. Распахнув глаза, я прищурилась.
— Нет. Я готова отдать все, что угодно, чтобы никогда больше не иметь с вами дел. И я никогда не передумаю.
— Вот как.
Ректор Стортон отстранился, а затем подошел к столу. Провел кончиками пальцев по стопке книг, взял в руки ободок с сапфирами и поднес его к глазам.
Лучи вечернего солнца раскрашивали фигуру ректора Стортона теплым желтым светом, его кожа казалась белой, как шелк, и такой же завораживающе гладкой. Свет запутывался в светлых волосах, собранных в пучок сзади, играл в гранях сапфиров.
Невольно любуясь этой картиной, я упустила момент, когда лицо ректора Стортона исказилось злобой, и он, замахнувшись, запустил сапфировый обруч в книжный шкаф.
Стеклянная дверца разбилась с громким звоном, и ректор Стортон обернулся ко мне.
— Потрудитесь мне объяснить, Танг, почему вы побрезговали тем, чтобы принять от меня обычное платье взамен испорченного, а от других принимаете драгоценности⁈
— Это не ваше дело!
— Я ректор!
— А я адептка, потому не собираюсь отчитываться перед вами о своей личной жизни.
Лицо ректора Стортона, и без того светлокожее, побелело еще сильнее.
— Поправьте меня, если я ошибаюсь, адептка Танг, но снятие вашего проклятья подразумевает некие чувства, которые вы ко мне испытываете.
Мое сердце пропустило удар. Я не хотела об этом говорить, тем более сейчас, когда я в старом платье чувствовала себя глупо и беззащитно перед застегнутым на все пуговицы ректором.
— Это мое дело, а не ваше.
— Вот как, — рыкнул ректор Стортон, снова подходя ближе. Края его черной с красной оторочкой мантии взметнулись. — И что же вы собираетесь делать с этими… чувствами потом? Когда проклятье будет снято?
— Любовь — это такая глупость, — ответила я. — Она быстро проходит. Не вы ли это говорили?
Я ждала очередного окрика или грубости, но ректор Стортон выглядел таким же растерянным и сбитым с толку, как когда я его ударила.
Он приблизился ко мне почти вплотную и замер. Чего он ждет? Заката? Чтобы понять, разрушено проклятье или нет? Я не знала наверняка, что я должна отдать, и совершенно запуталась в собственных чувствах.
О чем я вообще думала, накладывая такое сложное проклятье? Влюбиться всей душой — а что это значит? Со мной никогда такого не происходило. Мне нравился ректор Стортон, я любила на него смотреть, любила его слушать. Мне нравилось, как он улыбается, когда препирается с Дрангуром, как ворчит, разговаривая с призраком Бена Тернера, как смотрит на меня — так, как будто я что-то значу, как будто я — самое важное, что есть рядом. Хотелось сделать так, чтобы он был счастлив, но в то же время — оказаться как можно дальше, чтобы он не разбивал мне сердце.
Это любовь? Я не знала.
— Глупость. Быстро проходит, — непонятным тоном проговорил ректор Стортон, не отрывая взгляда от моего лица.
Я вздрогнула, когда тяжелая горячая ладонь легла мне на живот, а затем ректор Стортон вдруг опустился на колени.
— Танг, — проговорил он, глядя на меня снизу вверх и продолжая меня касаться. — Я с ума по тебе схожу.
Взгляд синих глаз был непривычно открытым и бесхитростным, ни злости, ни привычной безэмоциональной маски, ни отстраненности. Там был — ураган.
Как же хотелось в это поверить!
— Единственная девушка, по которой вы должны сходить с ума, — это ее высочество принцесса, ректор Стортон. Прошу вас, не… — Голос мне внезапно изменил, пришлось запрокинуть голову, чтобы сдержать слезы, готовые хлынуть из глаз. — Не… Не мучьте меня больше. Хватит.
Несколько секунд ничего не происходило, и я наконец смогла взять себя в руки. Готова расплакаться, как какая-нибудь аристократка! Ну и куда это годится? А если бы меня сейчас увидела мачеха? В объятьях мужчины, который помолвлен с другой, прошу его оставить меня в покое. Прошу, а не метаю в него молнию! Даже не убегаю!
Как это стыдно!
Я закрыла глаза.
Приказав себе успокоиться, я сжала руки в кулаки. Хотела бы я отойти еще дальше, но я и так спиной опиралась на дверь.
— Ректор Стортон, прошу отпустить меня, — почти ровно проговорила я. — Эта ситуация, в которой мы оказались, недопустима и возмутительна.
— Танг. — Я, кажется, упустила момент, когда ректор Стортон поднялся, потому что голос его прозвучал совсем рядом, как будто он стоял напротив. — Провались все к низвергнутым, причем здесь ее высочество?