Красавица из Луизианы

— Вы совсем обезумели! Ступайте вниз, запритесь вместе с другими пассажирами в кают-компании и не делайте оттуда ни шагу! Скорей! Нельзя терять ни минуты!

— А как же мои платья? Я хочу собрать мои платья! Не ходить же мне голой! — в ярости завопила Батистина, видя, как за кормой вырос новый столб воды и во все стороны полетели брызги. Начавшие было подсыхать шелка снова намокли…

Но Легалик был неумолим. Вместе с Жоржем-Альбером он стащил Батистину вниз, на палубу.

— Итак, дети мои, тишина! Не будем праздновать труса! Всем молчать и слушать мою команду! — приказал капитан Робино.

«Господи! Да на флоте только и знают, что кричать «Замолчите»!» — с раздражением подумала Батистина.

Третье ядро просвистело в воздухе и шлепнулось в воду неподалеку от левого борта, но не задело «Красавицу». Казалось, нападавшие хотели только запугать команду корабля, сохранив корпус судна.

— На нас напали! Увы, «Красавица» не в состоянии оторваться от преследователей, нас слишком потрепало во время шторма… Попробуем отбиться… Канониры, немедленно к пушкам! Юнги, держать наготове ведра с водой, чтобы гасить огонь! Поджигай запалы! Боцман, собрать всех матросов! Господин Легалик! Раздайте оружие! Всем надеть на рукава белые повязки!

Через несколько минут неугомонная девчонка все же оказалась в кают-компании. Она с восторгом внимала спокойному и уверенному голосу капитана.

— Пусть они поторопятся и отправят этих наглецов на дно! — воскликнула Батистина. Ответа не последовало. Она оглянулась на пассажиров: господин Вейль дрожал, словно осиновый лист, и молча щипал корпию. Она с некоторым вызовом посмотрела на Гонтрана д’Обинье, предполагая, что шевалье тоже трясется от страха, как баба. К ее величайшему изумлению, шевалье спокойно прихорашивался перед зеркалом и поигрывал шпагой.

Батистина с Жоржем-Альбером подкрались к окошку. Незнакомое судно совершало какой-то сложный маневр: на нем спускали одни паруса и поднимали другие, матросы торопливо сновали по палубе. Батистина по-прежнему видела фигуру гиганта в низко надвинутой на лицо шляпе. Он стоял на юте, размахивал ручищами и отдавал приказы. Судно неумолимо приближалось к «Красавице», подходя к ней таким образом, чтобы не попасть под выстрелы пушек. Эти действия отдаленно напоминали осторожные движения охотничьей собаки, обнюхивающей следы большого и опасного зверя.

— Капитан! Капитан! Горе нам! Порох никуда не годится! Он весь промок! — заорал старший канонир из чрева корабля.

Батистина судорожно сжала лапку Жоржа-Альбера. На «Красавице» воцарилась мертвая тишина…

— Господин Легалик, прикажите засыпать палубу песком! Все наверх! Приготовиться к рукопашной! С Богом, дети мои! — прокричал капитан Робино.

Батистина прислушалась. На палубе невнятно зазвучали голоса многих десятков людей: как все богобоязненные бретонцы, члены команды молились перед боем.

«Нашли время! Лучше бы они починили свои пушки или высушили порох!» — в отчаянии подумала легкомысленная девица, страшно разозлившаяся на моряков.

И тут до ее слуха долетели пронзительные крики: заключенные стучали в стены и двери, вопили от страха и ярости, так как не ведали, что происходит. Батистине было искренне жаль этих бедняжек, но она решила, что в данную минуту ничего не может для них сделать.

В кают-компанию вошел бледный как смерть Легалик. Он держал в руках острые кинжалы, пики и сабли… Он протянул оружие мужчинам.

— Но… Клянусь моей матушкой, я не умею пользоваться всем этим! — возразил господин Вейль, с неописуемым ужасом взирая на холодное оружие.

— Это всего лишь мера предосторожности, господин хирург, чтобы вы могли защищаться! Однако приготовьтесь к тому, что вам придется перевязывать раненых!

— Да… Да… Конечно… Надеюсь, мадемуазель мне поможет, — пролепетал, заикаясь, врач.

— Я пойду наверх и буду драться рядом с вами, господин Легалик! — решительно заявил Гонтран д’Обинье.

— И я тоже пойду! И я! — закричала Батистина, которой вовсе не улыбалось превратиться в сестру милосердия. Нет, такая перспектива ее не вдохновляла!

— Я приказываю вам оставаться здесь, мадемуазель! Держите, вот вам мой пистолет! Он заряжен! Пожалуй, только он один и остался сухим, не знаю уж, каким чудом! Если все пойдет хорошо, вам не придется им воспользоваться… — прошептал Легалик и повернулся, чтобы последовать за шевалье д’Обинье.

— Легалик… Легалик… Не покидайте меня… Как… Как вас зовут? — закричала в отчаянии Батистина.

Помощник капитана изумленно посмотрел на девушку, потом его осенило: он никогда не называл ей своего имени.

— О Господи! Яан… Яан Легалик…

— Яан… Яан, не покидайте меня… Я люблю вас… — простонала Батистина, подбегая к молодому человеку и бросаясь ему на шею. Она совершенно забыла про господина Вейля, который был буквально ошарашен ее поведением и выронил из рук корпию.

Жорж-Альбер скорчил презрительную гримаску, глядя на лицо хирурга.

«Ну и неловкий же этот врачишка!» — казалось, было написано на мордочке у обезьянки.