Красавица Леночка и другие психопаты

Вечером, попивая коньяк, она решила с ним поговорить по душам. Ради такого случая обычно не пьющий Джонни даже разрешил ей добавить немного коньяка в кока-колу, которую он пил по такому случаю вместо традиционного для него сока. После нескольких общих слов Леночка предложила: давай выпьем за тебя. Я не знаю, кем ты мне приходишься. Ты мне не друг, не муж и не любовник. Ты мне не нравишься. Я очень хотела бы видеть в тебе мужчину, но ты в чём-то как женщина, а в чём-то как ребёнок, но не мужчина. И если ты к своим годам не стал мужчиной, то ты им уже и не станешь. Как человек, ты даже слабее меня! Чуть что тебе не понравится — ты сразу в истерику. Мужчина должен уметь быть жёстким, когда надо уметь ударить кулаком по столу. Ты живёшь там в каком-то своём мире бредовых фантазий и совершенно не приспособлен к реальной жизни. Ты постоянно теряешься в пространстве и времени. Ты не умеешь радоваться жизни здесь и сейчас. В ответ Джонни начал смущённо мямлить что-то о том, как с таким её отношением к нему здесь и сейчас радоваться ему особо нечему. Он осознаёт, что был неправ, занимая с ней недостаточно жёсткую позицию. Эх, если бы он мог вернуться в то время в начале года. Когда она говорила ему, как сильно он ей нужен, когда она собиралась переезжать к нему… Она продолжала: тебе сейчас будет больно, но я тебе кое-что расскажу про то время. И она поведала ему о том, как в то самое время она якшалась с женатым мужиком со своей работы, как он ей настолько понравился, что она сразу же стала забывать своего бывшего. Как до встречи с тем мужчиной она приходила на работу за сорок минут до начала трудового дня и всё это время плакала о своём бывшем. А, между прочим, это именно по вине Джонни она тогда прекратила преследовать своего бывшего. А если бы не прекратила, как ей потом сказали, ещё пара месяцев, и её бывший был бы полностью в её распоряжении. Мол, ты просто в реальных людях, в женщинах особо не разбираешься, потому что ты с ними даже не встречаешься, ты просто не видишь их в реальной жизни, и потому не знаешь, какие они. У тебя есть только твой собственный бред о том, как устроены люди. Когда Джонни слушал её рассказ, ему вдруг почему-то захотелось стукнуть кулаком… не по столу, а по её лицу… хорошенько так. Чтобы эта сука умылась своей кровью и надолго потеряла товарный вид! Чтобы ей на Ярославке никто больше чем по двести пятьдесят рублей не давал за час траха. (Ему почему-то в тот крайне неприятный для него момент вспомнилось, как примерно в то время, когда она начала рассказывать ему байки о том, как ей не платят зарплату, она говорила ему, что если у неё не будет денег, то ей что, с голоду подохнуть, или на Ярославке стоять? У него ещё тогда в голове роились циничные мысли типа: «ну если это единственное, как ты можешь себе на жизнь заработать…». А ещё он думал о том, что эта тепличная фифа, привыкшая паразитировать на домашних мальчиках, просто не выжила бы среди матёрых, агрессивных приезжих шлюх, прошедших огонь и воду. Не говоря уже о дискомфорте и явных опасностях, сопряжённых с самими актами оказания «услуг».) Но эмоции эмоциями, а действовать на их основании он не мог. И дело даже не в возможных организационных неприятностях с турками. Которые хотя и могли бы, если что, понять такие крайние меры в случае, «если женщина забыл свой место», но законы всё же диктовали иное. Но дело даже не в этом. Он всю свою сознательную жизнь был категорическим противником насилия, тем более по отношению к женщине, особенно душевнобольной женщине. Но как же быть? Неужели он мог оставить вот такое отношение к себе безнаказанным? Первое, что приходило в голову — послать её на ХХХ сразу по возвращении в Москву. Даже можно не посылать, а просто перестать давать деньги, и она исчезнет из его жизни раз и навсегда сама собой. Но чего он этим добьётся? Она очень быстро нового лоха себе найдёт в инете. А если с этим будут сложности, пока будет искать, пойдёт на работе к начальнику, ноги раздвинет… благо ей не привыкать! А скорее, и то, и другое. И что было самым неприятным со всём этом, так это что он всё острее чувствовал, что просто не может вот так взять и выкинуть её из своей жизни и из своей головы. Он уже почти не надеялся сыграть какую-то позитивную роль в её жизни, помочь ей по существу. Однако многое из того, что с ней связано, так и оставалось в его голове мучительной загадкой.

Тем временем Леночка продолжала: «Я не знаю, кем ты мне станешь со временем: просто другом, мужем или любовником. Но я здесь, с тобой, и я рада этому. А ещё, я очень надеюсь, что ты и дальше будешь рядом со мной». То ли алкоголь на Леночку так подействовал, то ли ещё что, но остаток того вечера они провели очень дружно. Они пошли и сделали себе временные татуировки — Леночке цветочек, а Джонни — портрет Че Гевары. Он был дороже стандартного невыразительного рисунка, однако Джонни заявил, что он хотя бы в этом хочет «быть как Че». Хотя он, конечно же, всю жизнь старался использовать более мирные методы, нежели легендарный революционер.