Красавицы не умирают

—     Хороша, Анюточка, душа моя, прелесть, — восхи­щалась мать. — А где же Софочка?

—     Она... она вышла, — запинаясь ответила Анюта.

—     Куда? С кем?

Лакей принес записку: «Папа, прости меня, я у Вла­димира. Прошу тебя не противиться больше моему браку».

...Соня постучала в дверь, и та немедленно открылась. Видно было, что ее ждали. В комнате находились Влади­мир и их друзья. Они бросились к девушке: «Ну как? Ну что, Соня?» Везде лежали книги, и, сбросив их с одного из стульев, ее усадили. «Да что рассказывать? Надо ждать...» Шумел самовар, но чай пить не сели. Очень скоро через незатворенную дверь послышались быстрые шаги. Они приближались, и сжавшейся Соне казалось, что сейчас раздастся удар грома. Она вскинула голову: в про­еме двери, облокотившись о косяк, тяжело дыша и при­жимая руку к боку, стоял генерал Круковский...

Домой они вернулись вместе с Владимиром Ковалев­ским. Генерал извинился перед гостями и произнес:

— Позвольте мне представить вам жениха моей доче­ри Софьи...

Голос его дрогнул.

Круковские перебрались в Палибино, где решили сыг­рать свадьбу. Владимир Онуфриевич писал Соне письма, которые невольно заставляют усомниться — только ли пе­редовые убеждения подвигнули его на фиктивное женихов­ство? «Вот уже целая вечность, как мы расстались, мой милый, чудный друг, и я опять начинаю считать дни, ко­торые остались до нового свидания. ...Прежде всего я принялся в городе за отыскивание квартиры... Комнаты у нас страсть какие высокие и светлые до крайности». Он рисует план их семейного гнездышка из пяти комнат. От­ветные письма Сони в меру веселы, полны палибинских новостей. Анна занимает в них большое место. «Невеста» как бы лишний раз напоминает об их тайном договоре, единении с целью, которая исключает всякий намек на ин­тимность, личные чувства. Ковалевского постоянно назы­вает «братом», а себя «сестрой».

В сентябре 1868 года Софья обвенчалась с Владими­ром Онуфриевичем в палибинской церкви.

                                                 Софья Васильевна Ковалевская

Дрогнула ли ее душа, когда, стоя перед алтарем, она давала свою лжеклятву? Или посеянные Анной семена да­ли всходы, подтвердив уверенность — «там» ничего нет?.. Трудно ответить на этот вопрос. Но быть может, не слу­чайно, довольно детально рассказывая о перипетиях своей жизни ближайшей подруге А.К.Леффлер, написавшей биографию Ковалевской, Софья Васильевна не вспоминала ликующие звуки «аллилуйя» под сводами палибинской церкви. Что ни говори, какой возвышенной целью ни оправдывай это «лжевенчание», у Ковалевской, натуры впечатлительной до нервности, неизбежно должно было появиться чувство душевного дискомфорта. Да и могла ли существовать такая идея, в угоду которой восемнадцатилетняя девушка в венчальном платье не пожалела бы о том, что стоит под руку с малознакомым нелюбимым че­ловеком? Добро бы, мы имели дело с циничной, много­опытной особой, давным-давно научившейся держать в уз­де сердце и душу. Но как могла на это решиться юная, романтическая Соня, с ее рано проснувшейся женствен­ностью, жаждой любви и ласки, обостренным вниманием к красивым, как дядюшка, или значительным, как Достоев­ский, мужчинам? Загадка.

                                                               * * *

История прорыва русских женщин в университеты весьма драматична. Справедливости ради надо сказать, что авторитетная мужская научная и общественная плеяда их поддержала. Среди таковых были Д.И.Менделеев, И.М.Сеченов, А.Н.Бекетов, А.М.Бутлеров, И.И.Меч­ников и другие.

В.В.Розанов, о котором говорили, что, когда он умрет, «русские женщины поставят ему памятник» в благодарность за его любовь к ним, был ярым противни­ком женского образования. Человек, чье философское творчество проникнуто обожествлением женщины, мыс­литель, первый восставший против трактовки плотской любви как греховной, в вопросе, пускать женщину в уни­верситет или нет, был полностью солидарен с генералом Круковским.

Так же, как и он, с беспредельной горечью, в бессиль­ной тоске, Розанов наблюдает, как его божество ринулось навстречу иной жизни, «сбрасывая с себя запястья, коль­ца, обстригая красоту свою — волосы, марая руки, лицо в трупной вони анатомических театров...».

Но Василий Васильевич не винит женщину. Без ма­лейшего сомнения указывает он на причину этого несчастья — мужчину. Прекрасная Ева в ее бегстве из до­ма, как считает Розанов, — это жертва мужчины, изме­нившего коренным чертам своей природы.

«Он разучился быть покровителем и вождем» — вот приговор философа сильному полу. Мужчина «потерял ин­стинкт правильной к женщине любви», любви, в которой мысли о равенстве, сотрудничестве, товариществе, парт­нерстве дики и неуместны. Потому что женщина — это Женщина, а мужчина — это Мужчина. И вот, рассужда­ет Розанов, поняв, что мужчина добровольно сложил с се­бя обязанности покровителя и вождя, женщина «покорно, без рассуждений, приняла новое требование. Она взялась за книгу, потянулась к скальпелю...».