Красавицы не умирают

Татьяна Васильевна, не чуждая тщеславия, весьма опа­салась, что после смерти ее скоро позабудут. Такие мысли подвигнули ее к поступку, весьма позабавившему москви­чей. Все вдруг заметили, что шустрые мамзели с Кузнец­кого моста зачастили в дом княгини. Татьяна Васильевна стала появляться в обществе в модных туалетах из дорогих тканей. На балах ей делали комплименты и бились в до­гадках, чему бы приписать такое неожиданное щегольство. Княгиня простодушно раскрыла секрет: «Вот умру, так что мои люди будут донашивать? Пусть уж в новом поще­голяют — меня лишний раз вспомнят».

Если дворовым девушкам предназначалась одежка с барского плеча, то молодой невестке, жене сына, урож­денной Нарышкиной, Татьяна Васильевна оставила беспо­добную «Перегрину», шкатулки с алмазами и предания о своей невеселой женской доле. Впрочем, неверного мужа, которого пережила на десять лет, Юсупова вспоминала без сердечной досады. «Милосердный Бог посылает нам скорби для испытания нашей веры и терпения», — любила повторять она.

...Мужчины куда в меньшей степени охотники переби­рать в памяти прошлое: старый князь Юсупов до послед­него часа жил в свое удовольствие. Правда, его донимала любовница-француженка, служительница Мельпомены и верная подданная Бахуса. После посещения княжеских погребов мамзель била севрский фарфор, ругалась и швы­ряла в своего патрона туфлей. Тот все терпел из уважения к ее восемнадцати годам.

Николай Борисович так никогда и не утратил интере­са к жизни. За пять месяцев до смерти его видели на вечере у Александра Сергеевича Пушкина, недавно же­нившегося.

Что ни говори, Юсуповы были схожи в своем жизне­любии: Татьяна Васильевна умудрилась не превратиться в сварливую старуху и нудную моралистку. Когда она умерла, все удивились: да неужто ей было полных семьдесят два года? Еще вчера княгиня, сохранив отблески давнего очарования, покоряла живостью ума, сердца и любез­ностью в обхождении.

* * *

Знаток петербургского света граф В.А.Соллогуб вспоми­нал, что царствование Николая I, начавшееся так мрач­но — восстание декабристов, казнь, ссылки, ужас в обеих столицах, — в конце концов несколько смягчилось. Жизнь обитателей уютных особняков вошла в свои обычные бере­га. «Празднества сменялись празднествами, — пишет он, — и отличались, как водится в этом случае, необык­новенным великолепием. В те времена имена светских кра­савиц не были еще достоянием газетчиков и упоминать о них в газетах считалось бы верхом неприличия, но в устах всех были слышны имена графини Завадовской, Фикельмон, урожденной графини Тизенгаузен, дочери в то время известной в петербургском свете Елизаветы Михайловны Хитрово, одной из пяти дочерей фельдмаршала Кутузова, фрейлины княжны Урусовой и девицы Нарышкиной, впоследствии княгини Юсуповой. Все четыре были красавицы писаные...»

Брак с сыном екатерининского вельможи добавил блеска представительнице знатного рода Нарышкиных: Зинаида Ивановна стала наследницей несметных юсуповских сокровищ. По отзывам А.В.Мещерского, молодая княгиня Юсупова «по своей красоте, богатству и положе­нию в обществе считалась звездой первой величины». Та­ким образом, драгоценный камень получил достойную оправу.

                                                  Зинаида Ивановна Юсупова

...Ничто так не дает женщине ощутить свое всевластие, как зеркало, отражающее прекрасное лицо, сундуки, пол­ные сокровищ, и титул, заставляющий склоняться в поклоне. Как часто, однако, обладание слишком многим стано­вится благодатной почвой для расцвета не лучших сторон характера. Счастливо одаренная судьбою, Зинаида Ива­новна этого убереглась. Она была приветлива, проста в обращении и прямодушна, что так выгодно отличало ее от светских дам. Этой чертой Зинаида Ивановна покорила Александра Ивановича Тургенева: «Мила своей откровен­ностью...» Павел Андреевич Вяземский описывал жене бал у Голицыной, «украшенный Юсуповой». На этом ба­лу, кстати, был и Александр Сергеевич Пушкин. Знаком­ство с Зинаидой Ивановной и ее мужем стало продолже­нием давних и теплых отношений со стариками Юсуповы­ми: «архангельским» князем и его женой.

Красота, ум, желание и умение заниматься делами по­лезными, созидать — все это соединилось в Зинаиде Ивановне. Она была истинной Юсуповой — если не по рождению, то по пристрастию к искусству и людям, его творящим. Юсуповы умели ценить не только матовое мер­цанье «Перегрины», но и клочок бумаги, исписанный ру­кою Бомарше.

Еще вельможный хозяин Архангельского начал соби­рать автографы, понимая, как важно уберечь в этих ма­леньких приметах человеческого скоротечного бытия па­мять о талантах, которых, как и чистой воды бриллиантов, всегда мало.