Красивая ложь

Дядя Макс был алкоголиком со стажем. Если бы вы этого не знали, то и не заметили бы легкого пошатывания, небрежности в его голосе, свойственной выпившим людям, и блеска в его глазах. У нас в доме было полно гостей. Отец пригласил молодых коллег из клиники, где он работал, и их жен. Была среди приглашенных и Эсме. Зак тоже оказался в числе гостей. У нас как раз завязывался роман. Хотя он и не таил в себе каких-то сладостных открытий, все же казался мне многообещающим. К нам присоединились соседи. Моя мама лезла из кожи вон, чтобы все было доведено до совершенства. Ее лицо казалось маской сосредоточенности и хмурого внимания среди моря улыбающихся лиц. Она бегала среди гостей, как марионетка, и я помню, что Зак даже спросил: «Что с твоей мамой? Она в порядке?» Я посмотрела на нее. От нее исходило напряжение, словно волна большой ударной силы. Мама постоянно перемещалась из одной комнаты в другую. «Что ты хочешь сказать?» — спросила я Зака, пытаясь перекричать разговоры и праздничные песни. «Она всегда такая», — добавила я. Мама всегда стремилась, чтобы все, чем она занимается, проходило без сучка и задоринки, и любой сбой воспринимался ею как катастрофа, которая грозила обернуться очередным эмоциональным срывом. Но я к этому уже привыкла.

Оглядываясь сейчас на тот вечер, я вспоминаю, что отец старался держаться от мамы как можно дальше. Я помню, как она выругала его за то, что он вытащил блюдо из духовки не специальной варежкой, а обычным кухонным полотенцем. Потом он провинился, когда неправильно засыпал кофе в кофеварку, да и после этого нашлась тысяча мелких причин, чтобы придраться к нему. Она отчитывала его тихо, но в ее голосе прорывалось яростное возмущение. Отец оценил обстановку и решил держаться подальше от линии огня. Моя ненаблюдательность сослужила мне в тот раз хорошую службу: я ничего не замечала и получала удовольствие от праздника.

Макс появился в доме, словно порыв мощного ветра. Он всем улыбался, всех обнимал и одаривал. Я знала, что он всегда делает немыслимо дорогие презенты. На любой вечеринке он был, как магнит, к которому тянуло гостей. Я не знаю, что служило главной тому причиной, его личность или его деньги, а может, взрывная смесь из названных пунктов. Но как только дядя Макс появился в доме, все внимание было обращено на него и всем стало в десять раз веселее. Его громкий голос, его заразительный смех рассыпались в воздухе, как праздничное конфетти. Даже моя мать расслабилась на мгновение, довольная тем, что от нее больше не требуется показное гостеприимство хозяйки.

Мы с Заком уединились в кухне и раскрыли коробку с печеньем, которую кто-то принес моим родителям в подарок. Мы надорвали красный целлофан и выуживали из коробки маленькие печенья, покрытые малиновым джемом и посыпанные сахаром.

— Бог ты мой, твой дядя знает в этом толк, — сказал Зак.

— Ты о чем? — спросила я.

Он посмотрел на меня.

— Я говорю о том, что за час он выпил пять бурбонов.

Я пожала плечами.

— Он крепкий мужчина.

— Да, удивительно, что это на нем не очень сказывается.

Я снова пожала плечами, больше сосредоточенная на печенье, чем на разговоре.

— Макс есть Макс.

Вот так я и ответила, как будто этим все сказано.

Спустя пару часов веселье затихло. Эсме и Зак уехали. Мой отец вывел всех на традиционную часовую прогулку. Моя мама осталась в кухне и яростно мыла кастрюли. В ответ на мою робкую попытку ей помочь она сказала, что я не смогу этого сделать так, как она. Я не стала спорить. Я решила еще полакомиться сладким и отправилась в гостиную. Там сидел дядя Макс, один, в неясном свете полутемной комнаты, перед огромной рождественской елкой. Вид рождественской ели в темной комнате всегда приводил меня в восторг. Я села рядом с Максом, и он одной рукой обнял меня за плечи, удерживая в другой руке бокал с очередным коктейлем.

— Что-то случилось, дядя Макс?

— Нет, детка. Отличная вечеринка.

— Да уж.

Некоторое время мы сидели в уютной тишине, глядя на елку, а потом что-то заставило меня взглянуть на дядю Макса. Он плакал, но безмолвно, не издавая ни звука. По его щекам струились слезы, словно дождевые капли, стекающие по стеклу. Я смотрела на него, не скрывая своего изумления, а затем схватила его огромную ладонь и сжала ее обеими руками.

— Что случилось, дядя Макс? — шепотом спросила я, боясь, что кто-нибудь заметит его в таком состоянии. Мне хотелось защитить его.

— Все напрасно, Ридли.

— Что напрасно?

— Все хорошее, что я пытался сделать. Я все испортил. Бог ты мой, я все испортил.

Его голос дрожал.

Я покачала головой и подумала: «Он просто пьян и больше ничего». Вдруг он схватил меня за плечи, не грубо, но с какой-то страстью. Его глаза блестели от отчаяния.

— Ты счастлива, Ридли? Ты выросла любимой? В тепле, безопасности и благополучии?

— Да, дядя Макс. — Я хотела убедить его в этом, хотя и не понимала, почему мое счастье так много для него значит.

Он кивнул и ослабил хватку, все еще продолжая смотреть мне прямо в глаза.

— Ридли, — произнес он. — Ты, наверное, единственное мое доброе творение.