Красивейшая история всех времен

— Возможно. Только ведь тогда мы этого не знали. Не знали, что случится. Говоря по правде, первые дни это была настоящая эйфория, свобода рулез и тэ дэ. Когда ты всю жизнь торчишь в детском доме, когда тебе говорят, когда тебе спать, жрать и срать, сложгно сразу же проявить инициативу и делать то, что нужно. А кроме того… — он скривился, — у нас тут имеется доступ к Нэту и спутниковому телевидению, так что нам известно, что творится в лагерях для беженцев. Даже американцы говорят, что это типичный польский бардак, грязь, вонь и бедность. Сто тысяч драных палаток, и если не дашь на лапу или не подставишь задницу, то не поешь и не поспишь в сухом. Как ты думаешь, у кого было бы время да и охота заниматься бандой сирот из задрыпанного города?

Он сделал глубокий вздох.

— Так что мы остались. И вдруг оказалось, что я и Мыша самые старшие, и что у нас на шее сорок короедов. На третий день к нам пришли три бандита. Меня тогда на месте не было. Искал, чего бы пожрать. Они позабавились и ушли.

Он замолчал. Попытка вспомнить, что испытал, когда вернулся в детский дом, оказалось слишком трудной. Память отказывалась сотрудничать, слова рвались и не клеились.

— Далеко они не ушли… Нажрались и расположились в какой–то малине. В подвале… Мы этот подвал нашли. Закрыли двери. Через окошко я забросил вовнутрь три бутылки с бензином. Даже не помню, кричали они или нет. Не помню, слышен ли был смрад горящего мяса. Про тот вечер ничего не помню. Кроме ярости, — он мрачно скривился и уже более спокойным голосом продолжил. — Ярость, гнев бывают плохими советниками. Их дружки узнали, что я сделал, пришли к нам вшестером. Шестеро бандюг, вооруженных ножами и битами — и сорок человек малышни. Тогда нам помогли три девчонки из колонии. Те самые, которых те посетили раньше. Четверых мы убили, двоим едва удалось смыться. Мы же потеряли семерых наших.

— Вы правильно сделали, — Михал сплюнул прямо перед собой.

— Знаю. И как раз тут началась «странная война». Русские окружили город с востока. Американцы — с запада; в центр никто не вошел. Нам стало известно, что мы остались сами, а ведь это был момент, когда даже русские оккупационные комиссары казались нам лучше, чем бандиты. И вот тут разошелся слух, что говнюки из приюта убивают уголовников, — Якуб вздохнул и замолчал.

Через пару минут продолжил.

— Сначала к нам въехал пан Мариан. Перед войной у него была собственная фирма, автомобильная мастерская или что–то такое, бандиты разворовали все, что у него было. После него, старуха Гронкова, аптекарша, потом Гржеляк с семьей, Матейчак, бывший учитель, с женой и бабкой. Пришел Новак, мусор, которого выгнали из полиции за пьянку. Вот он нам по–настоящему пригодился. Показал, где в отделении тайник с оружием. Теперь у нас на руках была пара старых кала- шей, пээмов и много пистолетов. Дымовые гранаты и со слезоточивым газом. Боеприпасы. Когда бандиты пришли снова, я уже не игрался ни в какие переговоры, а только приказал стрелять.

Якуб засмотрелся вдаль.

— Это было почти как убийство… Мы метнули гранаты со слезоточивым газом, а потом спокойно расправились со всей группой. Двенадцать покойничков. Тогда мне хотелось… похоже, хотелось сделать это один раз, но порядочно, очистить район, прогнать их навсегда. В тот же самый день я собрал парочку парней и мы отправились в «Старую Пивоварню», забегаловку, где расположились дружки из Синих Ушей, самой крупной тюремной банды. Никаких торгов не было. Мы влетели вовнутрь и начали стрелять… Двадцать два трупа. — Якуб криво усмехнулся. — И вот тогда родилась сплетня, будто нас поддерживает команда «Гром», затаившаяся в городе с целью наблюдения за русаками. И неожиданно всех бандюг из нашего района словно вымело. То ли разбежались, то ли присоединились к другим бандам. К нам стало приходить все больше людей, и я сделался комендантом Якубом. Местной законодательной, судебной и исполнительной властью. Даже сам не знаю, как оно так случилось.

Якуб повернулся, указал на старый, четырехэтажный блочный дом, что был у них за спиной.

— Наша штаб–квартира. Племенное укрепление, замок, называй, как хочешь. Старое рабочее общежитие. Мы заняли его, потому что в нем самые глубокие подвалы, и отсюда, в случае чего, можно легко смыться. Настоящая крысиная нора… Или дом, если кто предпочитает.

Они молчали. Михал вытащил из кармана пачку сигарет. Якуб отрицательно покачал головой.

— Нет, спасибо. Не курю.

— Рака боишься. Он ведь излечивается.

— Американские разведывательные боты при хорошем ветре способны вынюхать никотин с километра. И это очень эффективная система распознавания, потому что только люди курят сигареты. А мне казалось, что русские об этом знают.

— Нет, не знают, — солдат смял пачку и выбросил. — А ты как узнал?