Что, написав заявление на развод, она летит к родителям на майские праздники не проведать и лично объяснить, что её, возможно, посадят, не «подумать, прийти в себя и перестать истерить», как посоветовал муж — прощается навсегда.
Уже никогда она не увидит их с Романовским большой красивый дом на берегу Финского залива, сосновую рощу, в которой иногда бегала по утрам, но чаще просто гуляла, песчаный пляж, куда приходила подумать и посмотреть на волны, кабинет в клинике, где проводила большую часть дня, а порой и все выходные.
Что запах тёплой, только что из автоклава, одежды, звон инструментов, писк коагулятора, сизый дымок над ним, сияние многоглазых ламп и мониторов над хирургическим столом — её любимое место в больнице — операционная, станет для Авроры лишь воспоминанием.
Недоступным, недосягаемым миром, в который ей больше нет входа.
Нет, потому что она совершила ошибку. Непростительную ошибку. Глупую. Чудовищную. Из-за которой умер человек. Хороший человек, который хотел жить, который ей поверил, а она…
Аврора машинально плотнее надвинула на глаза кепку, хотя весь ряд кресел от иллюминатора до иллюминатора был пуст. Скоро самолёт наберёт высоту, табло «пристегните ремни» погаснет, к туалету потянутся пассажиры — ещё кто-нибудь узнает, рассудила она и стянула только капюшон, оставшись в очках, словно яркое солнце, опускаясь к горизонту и оставаясь позади, на западе, слепило через иллюминатор.
Её фото напечатали во всех газетах, её ошибку назвали «преступной халатностью» и осветили во всех центральных СМИ. На неё заявили в прокуратуру и выдвинули иск на беспрецедентную сумму пятьдесят миллионов.
Что муж ей изменяет, Аврора узнала, когда всё это началось.
Её жизнь рушилась, если не сказать точнее — рухнула.
Но всё, чего она хотела сейчас: поставить её на паузу и хотя бы выспаться.
Она всё признает: свою ошибку, свою несостоятельность, как хирурга, своё фиаско, как жены. Она со всем согласна — только дайте передышку.
«Может, хоть здесь получится поспать», — посмотрела Аврора на забытую стюардессой стопку пледов на пустом кресле. После бессонной недели, на которой сбылись все её самые страшные кошмары и от недавней счастливой жизни не осталось и следа, перспектива положить голову на эту стопу и забыться выглядела, как никогда заманчивой…
Глава 4
— Простите, здесь свободно? — прозвучал над головой мужской голос.
Чёрт! Когда разбуженная вопросом Аврора очнулась, задремав во время набора высоты, уже и пледов не было, и на трёх креслах в соседнем ряду, подняв подлокотники, растянулся какой-то дядька.
Оценив не самое дружелюбное выражение лица Авроры спросонья, потенциальный попутчик виновато оглянулся:
— К сожалению, место у запасных выходов занять нельзя, женщину с ребёнком я тоже беспокоить постеснялся, но если вы против…
— Садитесь, конечно, — перебила Аврора, снимая очки.
Она так долго думала с ответом, из-за чего мужчина стал вынужденно оправдываться не потому, что против, а потому, что растерялась — у её кресла стоял тот самый мужик, за жизнью которого она невольно подглядывала в аэропорту.
«Чудесная малышка, жена, любовница, извинения. Красивый мужик. Вроде ничего не забыла», — мысленно усмехнулась Аврора.
— Далеко летите? — спросил он, с трудом запихивая длинные ноги в узкое пространство между сиденьями.
— А вы? — улыбнулась Аврора, подразумевая нелепость вопроса, но потом сама себя опровергла, вспомнив, что самолёт делал техническую посадку в Екатеринбурге, а значит, часть пассажиров выйдет там, а часть отправится дальше.
— До конца, — ответил мужчина.
— Я тоже, — кивнула Аврора.
Понадеялась, на этом разговор будет исчерпан: она достала из кармана телефон, мужчина пришёл с ноутбуком в руках. И какое-то время они действительно молчали, каждый занятый своим гаджетом, но потом он уронил на пол между ними наушник, нагнулся.
Аврора невольно улыбнулась: в его густых тёмных волосах, подстриженных длинно и слегка взъерошенных, застряла блёстка — маленькая серебряная звёздочка из аппликации на кофточке у девочки.
— Простите, — едва не ткнулся он лицом в её колени.
От запаха его одеколона, приятного, мужского, незнакомого, а может, от вида этой невинной звёздочки у Авроры невыносимо заныло в груди.
Как же она хотела какую же славную девочку с тёмными кудряшками, как в детстве у Романовского, или мальчика с васильковыми глазами, как у неё.
Но муж был категорически против.
— Аврош, ну разве нам плохо вдвоём? — кривился Романовский. — Ну, честное слово, что за средневековые пережитки: семья, дети, быт. Неужели обязательно обременять себя стиркой, готовкой, пелёнками? Изнурять организм беременностями, портить родами? Посмотри, какая ты у меня красавица, — вёл он пальцами по её шее, груди, животу, — с фарфоровой кожей без единого изъяна. А эти потрясающие льняные волосы? Я не готов ими жертвовать ради какого-то спиногрыза. Хватит того, что я позволяю тебе работать, — отшучивался он.
— Если я не буду работать, то сойду с ума, — возражала Аврора.