Красиво разводятся только мосты (СИ)

Уже никто ничего не стеснялся. Голые люди ходили по залу, в душ и обратно. В каждой комнате и в зале на креслах, и у бассейна кто-то с кем-то совокуплялся. Запах спермы, свечей, женских духов, мужских дезодорантов — всё смешалось. Его подружка спаривалась с очередным партнёром. Полину жарил по-собачьи её «профессор». Их глаза снова встретились… И Демьян вдруг очнулся. Отпустил чьи-то скользкие бёдра, сорвал с себя очередной презерватив. Оделся, заказал кофе.

Демьян сидел за столиком, давился плохим эспрессо, смотрел на всё это и думал, что больше ни за что… Ему было стыдно. Он чувствовал себя грязным, опустошённым, виноватым. Было противно от себя самого. А ещё он ревновал. И это странная смесь вины, отвращения и ревности отравила не только вечер, отравила их отношения с Полиной. Навсегда.

Хотя тогда он этого ещё не знал.

Когда Полина с «профессором» подошли к нему поболтать, потом пригласили подвезти, а потом Полина пригласила его к себе «на кофе» — Демьян отказался.

Когда спустя несколько месяцев они встретились в том здании, ему тоже нужно было разворачиваться и уходить. Но он вспомнил, как тогда её хотел, её одну, а не весь этот вертеп. И с трудом остановленный механизм дикого, безудержного нереализованного желания, словно многотонная махина снова пришёл в движение и… случилось то, что случилось.

Они переспали, потом снова, потом ещё. Он сделал ей предложение. Она согласилась. Они поженились. И уже не могли остановиться…

— Этот клуб и встреча там встали между нами непреодолимой стеной, хотя тогда мы этого не поняли. Мы плохо начали. И мы слишком разные. Что, по моему мнению, ужасно, ей нравилось. От чего я испытывал отвращение, она получала удовольствие. Я пытался ломать себя ради неё, она — себя ради меня. Ни к чему хорошему это не привело. Мне надо было понять раньше: это тупик. И развестись давным-давно. Но я понял только сейчас, после встречи с тобой, чего на самом деле хочу, — вздохнул Демьян.

— Тогда я рада, что мы встретились, — ответила Аврора. Она сползла с его плеча на подушку. Развернулась. Подпёрла голову рукой. — Рада, что помогла тебе понять, куда ты должен идти дальше.

— Ты словно прощаешься, — нахмурился он.

— Я прощаюсь, Демьян.

— Нет, — он резко сел. — Нет, — покачал головой. — Неважно женат я или нет. Неважно, что так чаще всего и говорят: я разведусь, надо только подождать, а в итоге так и не разводятся. Из каждого правила есть исключения.

— Дело не в тебе, Демьян, — Аврора покачала головой. Набрала воздуха в грудь, выдохнула: — Я беременна.

Глава 56

Он открыл рот, но что сказать не знал.

— Это ужасно, что я говорю тебе раньше, чем мужу. Но… — её губы задрожали.

— Пожалуйста, не плачь, — обнял её Демьян.

— Я не специально, — конечно, разревелась Аврора у него на груди. — И я рада. Правда рада, я очень хотела ребёнка. Так давно хотела. Но почему сейчас?

Хрупкие плечи содрогались от рыданий. И Демьян не знал, как её успокоить, а может, и не должен был. Он просто баюкал Аврору как маленькую, гладил по голове и крепко прижимал к себе.

— Я не хочу рожать в тюрьме, — всхлипывала она.

— Ты и не будешь.

— Господи, ты же ничего не знаешь, — она шмыгнула, вытерла двумя руками слёзы…

Единственный положительный момент, что вынес Демьян из её рассказа — Аврора перестала плакать. Всё остальное о том, как ушлые чиновники решили использовать трагедию двух женщин: врача и пациента, не хотелось даже комментировать. Он до хруста сжал кулаки.

— И ты хочешь вернуться к мужу? После этого? Только не говори: он не виноват, — метался по маленькой спальне Демьян: от окна к шкафу, от двери к спортивному мату, что валялся в углу.

— А что бы ты сделал на его месте? — поджав под себя ноги, сидела на кровати Аврора.

— Хороший вопрос, но я не на его месте.

— Тогда и не суди.

— Почему ты всё время его защищаешь? — не выдержал он.

— Потому что я его жена. Я давала клятву: в горе и в радости. Для меня это не пустой звук. Пожалуйста, не надо обесценивать мой выбор и мои чувства. Когда мне говорят, какой Романовский плохой, я слышу: «Где были твои глаза? Неужели не нашлось кого получше?». А он хороший. И будет замечательным отцом, я уверена.

— Господи, Рора, я не обесцениваю. Я ревную. Ревную, понимаешь? — пнул мат Демьян.

— Нет. Ты не имеешь права меня ревновать. И судить его не имеешь права.

— Потому что я тоже бабник?

— Потому что не был на его месте. Никто не имеет права судить, если не был на чужом месте.

— Я ни на что и не претендую, тем более на истину в последней инстанции, но ты уверена, что это его ребёнок?

— А чей?

Демьян развёл руками. Поражённый, что о нём она даже не подумала.

— Но ты ведь… — Аврора растерялась.

— Ты о презервативе? Тебе только сейчас пришло в голову об этом спросить, доктор?

— А зачем спрашивать? Я видела. И мы… ты…

Чёрт! Демьян не хотел делать ей больно. Он думал… Дурак, почему он думал, что она обрадуется, хотя возможность, конечно, презрительно мала. Но она не находила слов и не оставляла ему ни единого шанса.

— Я… меня тошнило, давно, до отъезда. И спираль… — она качала головой. — Нет, Демьян.