Красиво разводятся только мосты (СИ)

Тут просилось «Как же он похож на меня», но этого он, конечно, не сказал.

— Угу, весь в мать, — улыбнулась Ирка.

— Позвони, как доберётесь, — засунул руки в карманы Воскресенский. Так глубоко, словно хотел весь в них влезть, спрятаться.

— Это ни к чему, — покачала она головой.

— Ну хоть напиши. Два слова.

— Не боишься, что их прочтёт жена? Мало ли что я напишу.

— Пиши что хочешь.

— Правда? — удивилась она. Прозвучало как «Только пиши! Пожалуйста!»

— Правда, — он тепло улыбнулся. — Я, кстати, в Питер переезжаю. Уже снял квартиру, офис. У меня там совместный проект с другой компанией.

— Да, я слышала, — кивнула Ирка. — Софт-запуск прошёл успешно, все дела.

— Я переезжаю, а Вероника нет, — сказал он задумчиво. — Ей климат не подходит.

— М-м-м... сочувствую, — хмыкнула Ирка. — Ну там недалеко.

— А ты всё такая же, — вздохнул он.

— Как и ты, — улыбнулась она. — Ну, пока, Вадим Воскресенский?

Он кивнул. А когда они уже пошли, вдруг окликнул.

— Ир!

Едва слышно, но она услышала. Обернулась.

— Мне жаль.

— Мне тоже, — она взмахнула руками. — Но что уже теперь.

Развернулась и пошла.

— Мама! Мам! Мам! А можно так делать дома? — бежал с ней рядом его сын, которого он так и не узнал, которого так и считает чужим, вприпрыжку, радостный, возбуждённый, довольный.

— Как? — Ирка сглотнула стоящий в горле ком.

— Выдувать стекло, — он забежал вперёд, развернулся. Уставился на неё удивлённо: — Ты что плачешь?

— Конечно, нет, — она сморгнула слёзы. — Что-то в глаз попало.

Хорошо с шестилетними мальчишками, попало так попало, в глаз так в глаз — он уже забыл.

— А я могу стать стеклодувом? — он шмыгнул носом, вытер рукой, мазнув до самого локтя.

— Конечно, можешь, — остановилась Ирка, полезла в сумку. — Сразу после того, как станешь великим композитором. Или кем ты там собирался стать, продавцом в музыкальном магазине?

— А я могу стать сразу и стеклодувом, и продавцом?

— Конечно, милый. И конструктором пожарных машин, и знаменитым учёным, и отчаянным путешественником, и всем, кем захочешь. А пока на, вытри нос, — протянула она ему салфетку. — И давай зайдём в парикмахерскую и сострижём уже это безобразие у тебя на голове.

— И бабушка меня не узнает, — хитренько захихикал он.

— Устроим ей сюрприз, — подмигнула Ирка, обняла сына.

Как там говорится? Хорошо быть женщиной? Деньги заработаю. Любовь завоюю. Успеха добьюсь. Счастье — рожу!

Предупреждённая бабушка в аэропорту усердно делала вид, что внука не видит.

«А где наш Андрюшка-то?» — оглядывалась она. Театрально прижимала к себе руки, вздыхала и охала, на радость ребёнку, а уж как удивилась, когда наконец «узнала».

Андрей довольно засмеялся, быстренько её обнял и с криком «Север!» радостно рванул к Петьке, скромно стоящему сбоку с букетом.

Ребёнок всю поездку предвкушал, что расскажет Северу, как в зоопарке какал белый медведь, как они ехали по канатной дороге над Москвой-рекой, как катались на двухэтажном автобусе. Переживал, будет ли Север с ним дружить, когда женится, разрешит ли ему с ним дружить другая тётя. И мечтал похвастаться, как упал, разбил коленку, но даже не заплакал.

Север…

Ирка отставила кружку с кофе. Покосилась на телефон: «Всё? Успокоился?»

Тот ответил сообщением.

— Ира, возьми трубку. Это важно, — прочитала мама.

Ирка покачала головой на её вопросительный взгляд: нет.

— Он женат, мам. Всё закончилось, — с силой захлопнула крышку ноутбука, словно поставила точку. — Что бы он ни хотел мне сказать, это уже ничего не изменит. Нам надо жить дальше.

«А мне перестать о нём думать. Всё!» — добавила она мысленно. Посмотрела на часы.

— Жить дальше, — повторила задумчиво и словно её толкнули, подскочила с кровати.

— Куда ты? Куда? — всплеснула руками мама, когда Ирка споткнулась о ковёр.

«Надо жить дальше, — распахнула она дверцы шкафа. — И поторопиться, если не хочу просрать свой, может, единственный и последний шанс».

Сорванные с вешалок платья громоздились на кровати растущей кучей. Ирка приложила к себе очередное, критически осмотрев, бросила на кровать, достала следующее.

«Да какого чёрта! Какая разница в чём я буду», — в итоге решила она и натянула любимое, чёрное маленькое, без рукавов, с глухим вырезом под горло.

Понеслась к зеркалу. Вернулась.

— Застегни, — повернулась к маме спиной. Вздрогнула. — Какие руки у тебя холодные.

Снова к зеркалу. Распустила волосы. Не то. Собрала в хвост. Скрутила в шишку.

— Эти часы… — спросила со шпильками в зубах. Получилось «ыти шышы». Кивнула на стену. — Правильно идут? — на ходу заколола последнюю шпильку.

— Вроде да, — пожала плечами мама. — А ты жену-то его видела?

— Видела, — кивнула Ирка.

— И как она тебе?

— Славная девочка. Светленькая, худенькая, тихая. Послушная. Даже беспомощная, в хорошем смысле слова. Из тех, кто «за мужем».

— В общем, полная твоя противоположность, — понимающе кивнула мама.

Ирка секунду подумала и согласилась.

— Да, полная.

Натянув чулки, вывалила на пол обувные коробки:

— А где мои чёрные туфли?

— Так, в чемодане, наверное, — показала мама. — Петя, как вчера занёс, так он и стоит в углу.

— Точно, — ткнула она в маму пальцем. — В чемодане.