Красивые души

Фудзико улетела в Нью-Йорк. Бросив и принца Хидэномию, и Каору, и толпу преследователей. Перед самым отъездом она позвонила Каору и нежно сказала загадочную фразу:

– Каору, мне кажется, придет день, когда я опять полюблю тебя.

– Если ты не любишь меня сейчас, то когда полюбишь? – только и смог бессильно возразить ей Каору.

– Поверь в это, и мы опять где-нибудь встретимся и полюбим друг друга. Я до сих пор помню: ты тогда был еще совсем ребенком и спросил меня в парке, знаю ли я, почему земля круглая. Ты сказал: «Потому что Бог сделал ее круглой, чтобы те, кто расстался друг с другом, смогли опять встретиться». И точно, мы смогли с тобой встретиться, обогнув землю. Всякий раз, когда я тебя вижу, ты становишься лучше. Я не могу меняться так же, как ты. Не хотелось бы наскучить тебе. Я могу уехать куда угодно, потому что знаю: ты меня любишь. Я тоже дам тебе обещание. Я постараюсь быть честной в своих чувствах. Давай взрастим нашу любовь, чтобы в будущем она распустила самые прекрасные лепестки.

Фудзико убила любовь, пытаясь возродить отношения брата и сестры. И превратилась в спящую красавицу. Вряд ли ее разбудит поцелуй младшего брата. Каору опечалился: выходит, он был учебным пособием для чувств Фудзико. Или же ему следовало попросить ее руки и сердца? Может быть, надо было насильно сделать ее своей, не пасуя перед ее загадками, не пугаясь ее дикости? Фудзико уехала, а его сердце наливалось тяжестью, как виноградные грозди.

5

5.1

Известие о кончине императора застало Каору в Нью-Йорке.

Начиная с прошлого года все в Японии замерло и застыло из-за его болезни. Агония одного старика парализовала всю страну. Его организм был поражен раком, у него не прекращались анальные кровотечения, всякий раз ему делали переливание крови, чтобы продлить жизнь, но последние три месяца он практически не приходил в сознание. Народ следил за его состоянием и, чувствуя на себе взгляды окружающего мира, дышал тихо и ограничивал себя во всем. Токио находился в центре паралича – город погрузился во тьму впервые за сорок лет после окончания войны, когда затемнение защищало его от бомбежек. На улицах погасли неоновые огни, реклама была прикрыта, исчезли смех и улыбки из теле– и радиоэфиров и театральных залов. Если находишься в центре паралича, впадаешь в жуткую тоску – по этой причине Ино сбежал из Токио, и Каору встретил его в отеле «Челси», где обычно останавливался сам.

– Вот уж действительно ничего не поделаешь. Подумаешь, умер один старикашка, а всю Японию будто парализовало. На порнокинотеатрах черная занавеска, игровые автоматы патинко закрыты, а из телевизоров исчезла реклама. Куда ни глянь, везде император, император, император. Вот уж не знал, что японцы до такой степени обожали этого старика. Хочешь развеяться, посмотреть какую-нибудь киношку, поесть морского карася с рисом и красными бобами – и на тебе: все фильмы в прокате на руках, в магазинах – ни карася, ни красного риса, неприлично сейчас это. Вот я и поспешил сбежать к тебе в Нью-Йорк. Самолет пустой был, видно, в такие времена никто и не летает.

Окончив университет, Ино устроился работать в газету, в отдел политики. Круглый отличник, такой, что даже сам над собой посмеивался, он по крайней мере не стал аппаратным работником – тоже своего рода протест. В это время политические круги сотрясали скандалы: многие политики, связанные с правящей партией, оказались замечены во взятках. Но, похоже, из-за смерти императора эти скандалы постараются скрыть от посторонних глаз. Ино бесила позиция прессы, освещавшей события в императорской семье, и он разочаровался в работе журналистов. Все они, как считал Ино, были верными псами, бегающими за посредственными политиками. Чтобы смягчить свое разочарование, он убедил завотделом: сейчас не время киснуть в Японии, пора подышать свежим ветром мировой политики – и выпросил разрешение на двухнедельную загранкомандировку. В те же сроки Каору планировал свой первый тур по Европе: Берлин, Париж, Неаполь. Как раз те города, куда отправлялся Ино.

Сразу же после отъезда Фудзико Каору покинул Токио и вернулся в Нью-Йорк, чтобы продолжить совершенствование своего голоса женщины-призрака. Хотя и он и Фудзико жили на Манхэттене, их пути шли в противоположные стороны, не пересекаясь. Чтобы совладать с желанием немедленно броситься к ней, Каору сосредоточил все силы на певческой карьере.

Каору вновь встретился с мадам Попински, чтобы узнать, насколько лучше, по ее мнению, стал его голос. Она тотчас же позвонила своему коллеге-немцу, и Каору спел ему по телефону.