Красивые, двадцатилетние

— Где там, — сказал отец и хмыкнул сердито. — Смерть — это смерть, и точка. Мало, что ль, людей помирает? Или он смерти не видел? В Глуховицах вон до демократии за одну зиму полдеревни перемерло. А в Завадове? А в Яновицах? С голоду с холоду, небось, хужей помирать. Сын он был хороший, и смерть ему будет легкая. Это ж еще через три дня. Вернемся домой — сходим помолимся, чтоб легко помирал.

— Хороший был, — сказала мать. — Знамо, хороший. — На ее круглом морщинистом лице, однако, появились растерянность и сомнение. — Хороший, хороший, — ворчливо повторила она. — А почему благословение родительское не захотел принять?

1956

В поисках звезд

Мальчику было девять лет, он был влюблен и знал, что это на всю жизнь. Отцу своему он, кстати, об этом сказал, предварительно попросив никому его не выдавать, но потом, поддавшись отцовским уговорам, открыл тайну и матери, хотя сомневался, что она сумеет его понять. Девочку, которую он любил, звали Эвой, она была моложе его на месяц и двенадцать дней. Эва жила с родителями в соседнем доме и приходила к мальчику по вечерам.

— А пораньше ты прийти не можешь? — спросил он однажды.

— Нет, — сказала она.

— Почему?

— Папа не разрешает. Мне можно выходить из дому только когда темно.

— Я поговорю с твоим отцом, — сказал мальчик.

— Он не согласится.

— Посмотрим.

Они сидели в сарае, где у мальчика раньше жили кролики, пока кто-то неизвестный не вломился ночью и не унес их. Больше разводить кроликов мальчику не захотелось; он только попросил отца оставить ему сарай, чтоб по-своему там все устроить и чтобы никто никогда туда не входил, и отец согласился, но с условием, что осенью в сарай будут сложены дрова, которые им предстояло вместе пилить. Так оно и стало. Теперь мальчик сидел с девочкой на куче опилок — сыпких, светлых и пахучих; был вечер, тихо, и мальчик слышал стук собственного сердца и слышал, как стучит ее сердце. Когда человеку девять лет, он еще не знает, что такое желание, — тогда желание заменяют любопытство и удивление, вызываемое другим телом, и вот тут-то пересыхает в горле, сердце быстро колотится и волосы на голове встают дыбом, как на собаке шерсть. Но о том, что любопытство сильней желания, мальчик тоже не знал. Он сидел на куче опилок рядом с девочкой, водил руками по ее телу и знал только одно: что влюблен на всю жизнь.

— Приходи завтра пораньше, — сказал мальчик.

— Попробую.

— Ты правда не хочешь, чтобы я поговорил с твоим отцом?

— Папа болен, — сказала девочка. — Может, в другой раз.

— Завтра я уже все буду знать, — сказал мальчик.

— Откуда?

— Расскажет один… мы с ним в школе учились. Обещал завтра зайти. Я ему за это клетки отдам. — Мальчик вздохнул. — Ничего не захотел говорить, пока не увидит клеток.

— Думаешь, он знает?

— Наверняка, — сказал мальчик. — Знаешь, кто это? Надера.

— Надера, — повторила девочка.

— Да, — сказал мальчик шепотом. — Брат того самого Надеры, ну, знаешь. Отец у них железнодорожник; когда уходит из дома, он этого большого Надеру запирает в погребе или привязывает за ногу цепью. Ему уже семнадцать лет. А придет его брат. И все расскажет.

— Думаешь, мы сможем?

— Если только он скажет как. Но он скажет, это точно. Видишь клетки? Мы с отцом сами делали; потянешь за веревочку, и дверцы открываются. — Мальчик вдруг повернулся и посмотрел на девочку, но лица ее не разглядел, в темноте ему только видно было, как поблескивает стоящая в углу пила. — Не будешь бояться? — спросил он.

— Не знаю, — сказала она.

— Когда родишь ребенка, им придется отпускать тебя днем, — сказал он. — Старики твои… Нечего им будет сказать. Ты будешь взрослая и сможешь делать что хочешь.

— Мне надо идти, — сказала она.

— Да, — сказал он. — Я тебя провожу.

Он едва дождался следующего дня; извелся от нетерпения, злился, но приятель все не приходил. Опять наступил вечер, было темно, они сидели с Эвой на куче опилок, опилки были теплые, согретые теплом их тел, и тогда мальчик услышал свист. Он встал и вышел во двор.

— Почему так поздно? — спросил мальчик.

— Не мог раньше, — ответил тот. — Отец наклюкался и бузил. Только-только заснул. Ну, где твои клетки?

— Идем, — сказал мальчик.

Они вошли в сарай.

— Это брат Надеры, — сказал мальчик Эве. — Того самого, которого отец сажает на цепь. За клетками пришел.

— Мне уже надо идти, — сказала девочка.

— Не хочешь подождать?

Она покачала головой.

— Извини, — сказал мальчик младшему Надере. — У нас секрет. Подожди минутку.

— Посмотрю пока твои клетки, — сказал младший Надера.

— Хорошо.

Мальчик с девочкой отошли в угол.

— Почему ты не хочешь подождать? — спросил мальчик. — Он ведь для того и пришел, чтобы нам рассказать.

— Если я сейчас не вернусь, завтра меня вообще не отпустят, — прошептала девочка. — Ты не знаешь моего отца.

Мальчик сжал ее руку.

— Ладно, — сказал он. — Иди. Я пока тут все приготовлю. Но завтра приходи пораньше.

— А на это много времени надо? — спросила она.

— Не знаю, — сказал он. — Я еще никогда этого не делал. Но ребенок есть ребенок. Тут нельзя тяп-ляп.