Красивые мамы дочек не любят

– Слушайте, девчонки, а не махнуть ли нам на недельку на море? Ты куда хочешь, Варька?

– Давай в Турцию! Ой, нет, лучше на Кипр! Мам, давай на Кипр, а?

Маша лежала, согреваясь их рыжим уютным теплом, как птенец в гнезде, впитывала его огромными порциями, чувствуя, как заполняется им внутренняя гулкая холодная пустота, как с благодарностью возвращается на место согретая родным рыжим теплом душа, не обремененная больше ни чувством вины, ни безнадежной любовью, ни мучительной дружбой. Не хотелось ни шевелиться, ни разговаривать – только бесконечно качаться в волнах искренней и преданной любви, ценнее которой нет ничего на свете.

От звука заверещавшей телефонной трубки гулко забилось сердце, словно испугавшись за свой хрупкий, не до конца созревший покой. «Кто это? Зачем? Не хочу… – быстро промелькнуло в голове. – Оставьте меня, я не хочу к вам больше!»

Семен с сожалением оторвал от нее руку, потянулся к трубке.

– Привет, Сенька, привет… – услышала Маша его недовольный голос. –  Нет, Сенька, не позову. А вот так. И не ори на меня! – И после долгой паузы тихо добавил: – Да пошел ты со своей правдой… Она меня любит. Я знаю. Не звони сюда больше, понял?

Снова его твердая надежная рука легла на нее и Варьку, обнимая, любя и защищая.

– Так о чем это мы, Варька? Ах да… Слушай, а может, в деревню махнем?

– Можно и в деревню…

Их голоса еще долго доносились до Маши как будто издалека, как тихая и сладкая баюкающая мелодия, пока она не провалилась наконец в глубокий здоровый сон, каким спят самые счастливые женщины.

***

Во дворе Машиного дома, сидя в своей красной «девятке», безвольно сложив руки на руль и уронив на них русую голову, горько плакала Ленка. Наплакавшись, решительно выпрямилась, откинув со лба прилипшую мокрую от слез прядь. Приведя перед смотровым зеркалом в порядок лицо, быстро поехала в сторону центра, к ресторану «Океан» – бороться за свой кусок копченой колбасы.