Красна Марья

Незадолго до Рождества Капитолина получила от Беринга письмо. Он извещал, что ему удалось получить место мелкого служащего в одной из парижских контор, что по тем временам было настоящей удачей. Средств его пока только-только хватало, чтобы снять небольшую квартирку и на то, чтобы избегнуть крайней нужды, так часто настигавшей людей на улицах бедного, населенного русскими квартала. Письмо было проникнуто ностальгическими нотками, воспоминаниями о жизни в России. После их трогательного расставания письма Виктора Лаврентьевича к Капитолине носили особенно задушевный характер. Беринг обращался к ней проникновенно и искренне:

«Милый друг, большое видится издалека. Только теперь, оставив нашу незабвенную Родину, оглядываясь назад на пройденный путь и покинутый кров, я сумел до конца осмыслить трагический факт нашего расставания с дорогим сердцу — несмотря ни на что — Отечеством. Будучи окружен людьми другого склада, чуждой веры и образа мышления, я смог прочувствовать глубину и величие нашей освященной православием культуры. Теперь, как никогда, осознается, что наша прежняя жизнь, которую мы почитали полною невзгод и лишений, была полнокровной и духовно насыщенной — быть может, самым счастливым временем нашего земного бытия… Здесь многое переосмысливаешь и переоцениваешь, и, хотя нам приходится заново приспосабливаться к иному быту, не это оказывается самым сложным для новоприбывших эмигрантов. Самое мучительное здесь — это утеря духовной связи с Родиной. Мы подобны ветви, постепенно усыхающей, будучи отделенной от основного ствола, когда животворящие соки не могут более циркулировать в древесных сосудах и увядшие листья не имеют возможности напитаться таинственной силою, исходящей от корня. Вся эта тягостная, поверхностная суета вдали от Святой Руси — это только самообман. Постепенно все наше существование здесь (трудно назвать это жизнью в полном смысле слова) обмирщяется и становится бегом по кругу с единственной возведенной на пьедестал целью — материальным благополучием. Но истинно русский человек (я верю, что здесь Вы поймете меня правильно: я имею в рассуждении человека русского по духу, а не по рождению) — так вот, русский человек, вступив на этот гибельный для бессмертной души путь и даже, быть может, желая обманываться, не может обмануть свою исконно правдолюбивую и боголюбивую душу — она тонко чувствует подмену и мечется, болеет. Она глубоко несчастна, а человек порою и сам не до конца осознает — что же с ним не так, чего же не хватает? Смысла! Душа требует глубинного, подлинного смысла бытия, которого не существует в отрыве от полноструйных, животворящих вод нашей святоотеческой православной веры, полной надежды и самоотверженной любви и обильно питаемой из бездонного и чистого источника вечной, непреходящей истины, называемой Солнцем Правды».