Красна Марья

Мария Сергеевна редко делилась с домашними тем, какие препятствия ей приходится преодолевать при обходе «высочайших инстанций». Но чувствительная Капитолина, как антенна радиоприемника, легко улавливавшая настроения домашних, глубоко прониклась унижениями, претерпеваемыми «нашей замечательной Марией Сергеевной», искренне сопереживала ей и молилась за успех общего дела. Однажды, под впечатлением рассказа о непробиваемой стене враждебного бюрократического бездушия, которую Мария Сергеевна, представляя многотысячную русскую диаспору, штурмовала своим обаянием и дипломатическим красноречием, Капитолина даже расплакалась. От обиды за попираемую невеждами великую культуру девушка разразилась гневной тирадой в адрес надменного чванства «титульной нации». В ответ на такое горячее заступничество Мария Сергеевна улыбнулась и обняла Лину. Утешая девушку, она стала развивать мысль, что везде есть замечательные, совестливые люди. И привела в пример Карела Крамаржа, лидера национально-демократической партии и большого друга русских эмигрантов, с которым ей по должности доводилось встречаться дважды и которого она высоко ценила и уважала.

— Нельзя огульно очернять целый народ на основании временных противоречий с определенным кругом людей, — терпеливо разъясняла она. — В этом и проявляется великодушие русского по духу человека. Нельзя допустить даже мысленного шовинизма и надменности. С другой стороны, и критику затхлого и ограниченного, самодовольного мещанского сознания стоит приветствовать по отношению к любой нации…

Капитолина в порыве восторга обняла Марию Сергеевну — она благоговела перед этой мудрой женщиной, восхищалась глубиной ее мысли и деликатностью. Мария Сергеевна не противилась таким бурным изъявлениям чувств, но при этом просила не идеализировать ее.

— Марья Сергеевна, голубушка, да как же вами не восхищаться: стоит только посмотреть, как вы ловко с двуколкой управляетесь, — и как только лошади не боитесь?

— До смерти боюсь, Линушка, — смеясь, призналась Мария Сергеевна. — Да что ж делать, приходится скрывать, а то и муж уважать перестанет.

* * *

Несколько успокоенный улучшением самочувствия жены, Алексей с удвоенной энергией вернулся к полевым работам. Ведь ему приходилось разрываться фактически на два хозяйства. Гордая Дарья не беспокоила понапрасну, но порой ей приходилось передавать через кого-то из односельчан, что необходима мужская подмога. Тогда Алексей выбирал день и ехал в Осиновку. Оттуда он часто прихватывал с собой Степана, и тот, переночевав у Ярузинских, наутро отправлялся с отцом на покосы или на работы в винограднике. Благоразумная Мария Сергеевна, самоотверженно отражая наплывы разъедающей ревности, старалась доверять мужу, хотя и внимательно приглядывалась к его настроению.

А Сережа открыто ревновал, стараясь оттеснить брата подальше от отца, и рвался с ними «на сено». Постепенно Алексей, игнорируя решительные возражения Софьи Павловны, которая переживала, не поранился бы Сергунька отцовской косой, стал понемногу брать с собой и младшего сына. Тот поначалу только баловался, не сгребал, а разбрасывал сено, но потом, глядя на «взрослое», уважительное отношение отца к Степану, стал подтягиваться в работе. Со временем он отучился ныть о «скуке» и «усталости» и, войдя в трудовой азарт, проворно рыскал вокруг стогов, сгребая и подавая отцу упавшие охапки сена. Особый восторг у него вызывало утаптывание сена на возах. Скромный Степан держался выдержанно, со степенностью уступал настырному братцу и отходил в сторону. Это был рано повзрослевший, ответственный и разумный паренек, всегда помнивший свои обязанности единственного мужчины в доме, надежной опоры одинокой матери.

Поначалу Мария Сергеевна без энтузиазма относилась к посещениям и ночевкам Степана и лишь терпела его присутствие. Впрочем, покладистый и терпеливый мальчик не мог не расположить к себе, и Мария Сергеевна постепенно стала прикупать ему обновки наравне со своими детьми. Первую из них — щегольской шелковый алый кушачок — Дарья в истерике искромсала ножом и яростно швырнула в печь, но к последующему подарку — дорогим хромовым ботинкам — отнеслась благосклоннее.