Красная Армия в освещении современников

Из этих собеседований выяснилось с полной очевидностью, что генералитет, приглашенный большевиками, если и склонен был идти к ним на службу, то в надежде, получив в свои руки нужное орудие — организованную ими армию — взорвать большевиков. Аргументация при этом была такова: не имея в руках вооруженной силы, одолеть большевиков нельзя; создать конспиративно вооруженную силу — дело безнадежное. Надо, следовательно, идти к большевикам, но выговорить себе право назначения командного состава вплоть до взводных унтер-офицеров; имея же командный состав в своих руках, можно смело рассчитывать и на войсковую часть и повернуть ее против кого угодно, против самих большевиков в том числе. Генералитет, таким образом, надеялся и рассчитывал провести и обыграть большевиков в начинавшейся игре»…

Откровенное, весьма ценное признание! У партийных организаторов Красной армии внутреннее убеждение в существовании тенденций, так красочно воспроизведенных Белоруссовым, несомненно существовало. Оставляя в стороне архивы чрезвычайной комиссии и государственного политического управления, — в литературе можно без труда найти тому доказательства; но все они исходили из одного — красного лагеря. Следует к тому же заметить, — для тех, кто этого не знает, что Белоруссов был одним из видных московских журналистов[45], и его свидетельство сомнений не внушает: он не предполагал, а конкретно знал то, о чем он писал в 1919 г. Последующие строки еще более назидательны.

«…Весною прошлого года по команде дан был совет: офицерам входить в Красную армию. Конечно, при этом умалчивалось о том, что входить надо с целью овладеть армией и бросить ее на большевиков. Умалчивалось, но подразумевалось… теми, кто знал»…

Очень хорошее свидетельское показание, в подтверждение справедливости слов Белоруссова, представляет статья В. И Гурко, брата известного генерала Гурко: «Так как я был единственным посредником между правым центром и наиболее видными и влиятельными представителями офицерства, вступившими в Красную, армию с целью борьбы с большевизмом»… — прямо рекомендуется нам автор в своей статье, — то… «…мне, быть может, ближе, чем кому-либо, были известны те условия, при которых многие военные вступили в Красную армию, вступили нередко против своего желания, побуждаемые к тому правым центром… основываясь на надежде взорвать большевиков изнутри, создав собственную силу в самом их вооруженном стане»…

И дальше.

«Если, тем не менее… офицерство продолжало в течение некоторого времени оставаться в Красной армии, то опять-таки по мною же передаваемым уговорам правого центра, продолжавшего надеяться приблизительно до середины августа (1918 года—К.С.)свергнуть большевиков в Москве при помощи военных элементов»[46].

Внедрению в Красную армию и ее штабы контрреволюционного офицерства правый центр придавал особое значение…

«Но — разочарованно писал далее в своей статье Белоруссов, — каковы бы ни были мотивы, участие и работа офицерского корпуса позволили г.г. Троцким и К^о создать[47] ²) Красную армию. Не генералитет провел Троцкого, но г. Троцкий провел и обернул вокруг пальца г.г. генералов, подававших пример, и г.г. офицеров, примеру последовавших».

В этом же стиле выражается и Деникин.

«Как бы то ни было, советская власть может гордиться тем искусством, с которым она поработила волю и мысль русского генералитета и офицерства, сделав их невольным, но покорным орудием своего управления»…

«Итак мы стоим — заканчивает Белоруссов свою статью — перед грустным и возмутительным фактом: большевистская армия, сражающаяся против патриотов, руководится и командуется русскими офицерами. Она создана ими.

И теперь вопрос: что же? Эти предатели родины, носившие недавно мундир офицера, теперь, когда внутренняя война скоро кончится, — опять войдут в ряды русского офицерства, чтобы лишить нас, русских граждан, возможности знать, кому, подавая руку русскому офицеру, свидетельствуем мы свое уважение: лучшему ли защитнику родины или ее предателю?

Это невозможно, здесь поставлена на карту честь не только мундира, — хотя и она ведь не лишена цены, — но честь всей нации.

Из этого трудного положения я знаю один только выход. Должен быть создан чрезвычайный суд чести. И все без исключения русские офицеры, служившие у большевиков, должны предстать перед ним. Все поведение их, все обстоятельства, толкнувшие их на службу в Красной армии, должны быть освещены до дна; и все те, кто не докажет чистоты своих намерений и действий, должны будут снять мундир».

Но если на востоке вопрос об отношении к офицерству, служившему в Красной армии, ставился пока в статьях трубадуров белой гвардии, то на севере он разрешался, в том же 1919 году, совершенно конкретно, авторитетными и компетентными разъяснениями полевого военного прокурора:[48]