Следует, однако, отметить, что сторонники борьбы с большевизмом в среде Красной армии весьма немногочисленны и комплектуются, главным образом, из младшего командного состава. Высший же командный состав остается вполне лоялен Советской власти.
Исключение составляют некоторые старые красноармейские начальники-авантюристы, плохо мирящиеся со всякой организацией и дисциплиной, способнее при случае выступить против большевиков, увлекая за собой красноармейцев. К таким типам, в роде Махно, Григорьева, Думенко, Миронова, принадлежат и поднявшие летом возмущение — командир бригады 16 кавалерийской дивизии Маслаков, командир бригады 16 кавалерийской дивизии Захарченко, командир дивизиона 32 кавалерийского полка Павличенко, — все входившие в состав 1 конной армии Буденного».
Во всех почти положениях и утверждениях приведенной зарисовки «с натуры», написанных столь безапелляционно и, казалось бы, убедительно, компетентный читатель сам без труда подметит фальшивые тона и неверные краски.
Не может не удивлять прежде всего грубость рисунка: с одной, стороны командный состав «определенно враждебен» власти, с другой стороны он — «вполне лоялен»; теперешний читатель невольно останется в недоумении, что же в конце концов представлял собой командный состав Красной армии в 1921 году? Далее, вывод о «все растущем отчуждении командного состава от красноармейцев» представляет ни что иное, как пересказ тех опасений, которые в это, примерно, время были предметом публичного обсуждения в нашей повременной военной печати.
Абзац о розни между коммунистами-комиссарами и командирами производит впечатление каких-то обывательских жалоб и брюзжанья: «неминуемый расстрел» — как результат «личного» недовольства со стороны комиссара тем или иным командиром… И это в 1921 году!.. Весьма любопытно сравнить эти строки с тем, что говорит хотя бы Фурнье (См. главу «Политработа, как фактор боевых успехов Красной армии») о «комиссарской рамке» и пр.
«Хотя нельзя отрицать, что большевикам удалось распропагандировать известные красноармейские элементы, однако, в общем коммунистическая пропаганда не пустила глубоких корней. Вернувшись в сентябре, после объезда войск киевского и западного военных округов, Троцкий констатировал крайне удручающее состояние всего того, что он видел. В частности, Троцкий доложил на военном совещании 26 сентября в Москве, что он ясно убедился, вопреки донесениям с мест, в прогрессирующем ухудшении морального состояния Красной армии и падении коммунистического духа.
По его словам, агитация и политическая подготовка— слабы. Благодаря бездействию главполитпросвета, армия осталась без политических руководителей и воспитателей, т. к. старые коммунистические работники, мобилизованные в разгар гражданской войны, вернулись к своим прежним работам, а новые до сих пор почему-то не выпущены.
В смысле настроений рядовых красноармейцев, необходимо различать две основные группы: коммунисты и солдаты особо привилегированных частей, служащих для подавления восстаний, на снабжение и продовольствие которых обращено особое внимание— они в массе являются верными слугами власти.
С другой стороны, масса красноармейцев апатична, подавлена, голодна и раздета. Каждый в отдельности ругает коммуну, но в массе, в большинстве случаев послушен своему начальству. Теперь рядовой красноармеец присмирел, он больше не «ухарь с чубом», при виде которого все трепетали в 1917 и 1918 г.г., он забит, голоден и жалок.
Ни о каких политических тенденциях и симпатиях, которые смогли бы объединить и сорганизовать красноармейскую массу, говорить не приходится. Ненависть к коммунистам в значительной степени парализуется боязнью мести со стороны белых и вообще всякой будущей власти.
Однако, две причины, действующие особенно сильно в последнее время, — толкают иногда забитого и усталого красноармейца на путь активного и пассивного сопротивления власти, — это голод и тоска по дому. Сейчас первой заботой красноармейца является — бежать в родные места; это стремление вызвало стихийное дезертирство.
«Плохое питание, уменьшение пайка, отсутствие обмундирования — на фоне ненависти к комиссарам и произвола комсостава, не редко выводят красноармейцев из состояния прострации: в последнее время не редки случаи открытого неповиновения целых частей, ареста комиссаров, отказа выхода на занятия под предлогом отсутствия обмундирования и плохого питания. Недовольство часто выражается красноармейцами вполне открыто. Иногда дело доходит до открытых возмущений, правда разрозненных, неорганизованных, не причиняющих особого вреда власти и происходящих преимущественно в тыловых гарнизонах».