Он отпустил бригаду ближе к восьми вечера, а сам остался по своим личным делам. Одна из камер спустя час зафиксировала его прогуливающимся в компании местной жительницы. Они долго сидели на одной из скамеек, расположенной дальше по набережной. Но к 11 часам Алишер был уже один.
– На нем нет оранжевого жилета, – сказал Воеводин, рассматривая стоп-кадр.
– Он же на свидании, – сказала Маша. – Кто ходит на свидание в оранжевых жилетах?
– Я к тому, что убийца надел на него жилет. Значит, это было для него важно. Зачем?
Маша пожала плечами.
– Чтобы подчеркнуть профессию?
– Да. И еще отрубленные руки. Словно наказание за плохую работу.
– От подрядчика нареканий на работу его бригады не было.
– Надо еще покопать. Вряд ли он только тротуары укладывал. Может была еще другая работа? Ремонты квартир, строительство домов?
– А связь с женщиной? Отвергнутый поклонник, которого предпочли гастарбайтеру?
– Да. Женщину нужно найти. Но вариант с работой кажется мне более предпочтительным.
– А как же свастика и тайнопись?
Воеводин отмахнулся.
– Надо все варианты рассмотреть. Больно уж это все в глаза бросается. Словно специально кто-то выпячивает.
– Второй труп на обзорной площадке, – сказала Маша. – Это не просто так.
– Конечно. Но, если это наш маньяк, надо понять, как он жертвы выбирал. Вряд ли случайно. Что общего между бомжом и гастарбайтером?
– Низы общества, – предположила она. – Беззащитность?
– Скорее отверженность. Большинство людей предпочитает их не замечать.
– Может кто-то возомнил себя санитаром леса? Свастика сюда хорошо вписывается.
– Вопрос только в том, как этот кто-то умудрился убить человека на освещенном месте, да еще и оставить на теле свою писанину.
– Камера на ресторане не работает, – напомнила Маша. – А остальные слишком далеко.
– Значит, он знал, что камера не работает. Иначе бы не полез.
В дверь постучали, и в кабинет просунулся длинный нос дежурного.
– Товарищ полковник! Гастеры бузят!
Пятеро гастарбайтеров стояли кучкой в приемной и шумно разговаривали на своем гортанном наречии, размахивая руками. Двое охранников безуспешно пытались вытеснить их в коридор.
– Что здесь происходит? – громко спросил Воеводин, и гастеры замолчали.
– Вот, – сказал дежурный. – Показания с них сняли. А уходить не хотят. Какую-то защиту требуют.
– Какую еще защиту?
Один из работяг шагнул вперед.
– Алишер фашист убил! – заявил он. – Я знак видел!
– Я ему фото трупа показал, – сказал сзади один из оперов. – Он сперва никак не отреагировал, а теперь вот бунтует.
Воеводин поднял руку.
– Товарищи работники. Успокойтесь. Мы во всем разберемся.
– Я знак видел! – повторил работяга. – Мы все знак видел!
– Я только этому показывал, – сказал опер.
Гастеры загомонили, размахивая руками.
– Подождите, – сказал Воеводин. – Вы хотите сказать, что видели этот знак раньше?
Один из них вытащил смартфон, порыскал по экрану и протянул его вперед.
Это была фотография облезлой железной двери, на которой красовалась намалеванная белой краской шестилучевая свастика.
– Наш квартира! – пояснил гастер. – Назад неделя.
– Кто-то нарисовал свастику на двери их квартиры неделю назад, – сказала Маша.
– Алишер фашист убил! – повторил гастер.
– Защита нужен! – сказал другой.
– Думают, что они следующие, – понял опер.
– Найти фашист надо! – сказал гастер. – Ты не найти, начальника, мы сам найти. Собрать люди и найти!
Воеводин примирительно поднял руки.
– Мы всех найдем, не беспокойтесь, – и в сторону: – еще не хватало, чтоб они людей собирали и фашистов шли ловить.
Усманов вернулся в отдел ближе к вечеру.
Прошел мимо своего кабинета к дознавателям и вызвал Машу в коридор.
– Ты чего такой угрюмый?
Усманов молча почесал лоб, как делал всегда, когда волновался.
– Ну? Тёмка! Ты меня пугаешь.
– Просто не знаю с чего начать.
– Начни с чего-нибудь.
– Твой бывший связан с этими убийствами. И у меня, кажется, есть этому доказательства.
Глава 7. Поворот
Он не был здесь уже пять лет, и с трудом представлял себе, что увидит. Воображение рисовало провалившийся потолок и рухнувшие стены, окончательно побежденные черной плесенью. Квартира располагалась в полуторавековом купеческом доме, который не ремонтировали со времен разгона Учредительного собрания. Здесь даже лестничные пролеты в подъездах до сих пор были сделаны из чугуна.
Улица Черниговская была одним из самых странных мест в городе. Это была даже не улица, а набережная, застроенная облезлыми малоэтажными домами. Сюда не ходил общественный транспорт, а офисы любящих уединение контор перемежались трущобами и откровенными бомжатниками. Посторонние если и заворачивали в эту сторону, то по очень большой нужде. Временами Ивану казалось, что если пройти по Черниговской чуть дальше, то можно попасть в ад. Там начинались гигантские руины старого элеватора и развалины мельничного комплекса, выстроенного в викторианском стиле. Ночью они напоминали замок людоеда, и даже расположенный рядом сверкающий метромост не мешал этому впечатлению. Дальше дорога уходила вдоль берега в никуда. В пустоту.