Красная Борода

— Я мать своих детей. Дети должны всячески помогать родителям. Я ведь тоже в поте лица трудилась для отца с матерью. Не я это придумала — так уж повелось.

О-Канэ встрепенулась от внезапно пришедшей ей в голову мысли и надменно, с издевкой сказала:

—  Разве власть имущие не учат нас, что послушание достойно награды? Разве сыновний долг не первая из всех ста заповедей? Разве весь мир не держится на подчинении младших старшим, детей родителям? Ну-ка, ответь, разве не так?

8

Нобору буквально трясло от негодования. Он сознавал: для этой женщины любые сло­ва — пустой звук, но ему захотелось сказать ей такое, что проняло бы ее до самых печенок.  Пока он судорожно  пытался это придумать, седзи раздвинулись, и в комнату вошел Ниидэ. Нобору встал, чтобы задвинуть сёдзи обрат­но, но Ниидэ остановил его.

— Оставь так — здесь плохо пахнет, — сказал он. Нобору вернулся на свое место.

— Плохо пахнет? — взвилась О-Канэ. — Это вы на меня намекаете?

— Не намекаю, а прямо говорю. Здесь смердит твоим грязным нутром. Всю комнату провоняла — вот-вот всех выворотит наизнанку. Принюхайся — поймешь.

— Какое вам дело до моего нутра?

— Сгнило не только твое нутро, вся ты гниль, с головы до пят! Некоторые заставляют своих детей работать, когда в доме нечего есть. Но я до сегодняшнего дня еще не встре­чал здоровых родителей, которые продают своих детей, чтобы напиться сакэ. Такие подлецы — нелюди. Они не имеют права называться родителями. Запомни: любая ско­тина, любое дикое животное готово пожертвовать жизнью ради спасения детеныша, будет голодать, но первым накор­мит его. А ты хуже скотины, хуже дикого зверя... Мол­чи! — заорал он, видя, что О-Канэ собирается ответить. — Девочку мы оставим у себя в больнице, — продолжал Ниидэ. — А о тебе я сообщу властям, и если ты по-преж­нему будешь наживаться за счет детей, они примут меры.

— Ах, как страшно!

— Убирайся, — сказал Ниидэ. — И учти: будешь нажи­ваться на собственных детях — тебе не миновать тюрьмы.

— Я не из пугливых, — пробормотала О-Канэ, поднима­ясь. — Властями ты можешь детишек стращать, а не меня! В тюрьму посадят! Ой-ой, у меня сейчас кожа на животе лопнет от смеха. — Приговаривая так, О-Канэ бочком выбралась из комнаты и, пошатываясь на непослушных ногах, покинула больницу.

— Нет, так нельзя, — пробормотал Ниидэ. — Последнее время я веду себя непозволительно грубо. И чего я так рас­кричался. Она ведь просто темная, глупая женщина. И это не вина ее, а беда. И все это из-за крайней бедности и тяже­лых условий.

— Я так не думаю, — возразил Нобору. Ниидэ удивленно поглядел на него.

— Бедность или богатство, плохие или хорошие условия, на мой взгляд, не имеют отношения к сущности челове­ка, — пояснил он. — Почти год я сопровождал вас во вре­мя обходов больных на дому и за это время сталкивался с разными людьми. Были среди них достаточно образован­ные и обеспеченные, но уступавшие обыкновенным просто­людинам. Встречались мне и совершенно неграмотные бедняки — прекрасные люди, перед которыми хотелось низко склонить голову.

— Хочешь сказать, как за ядовитым растением ни уха­живай, оно все равно останется ядовитым? Так, что ли? Но человек научился делать из ядовитых растений чрезвы­чайно эффективные лекарства. Нет слов, О-Канэ плохая мать, но если ее только поносить и унижать, она от этого лучше не станет. Напротив, будет еще зловредней. А нужно из плохого человека научиться извлекать то, что в нем есть хорошего, — точно так же, как из ядовитых растений извле­кают полезное лекарство. При всех обстоятельствах ведь это все-таки человек!

— Скажите, — тихо спросил Нобору, — а ваша идея вер­нуть в больницу Цугаву тоже основывается на этой точке зрения?

— С чего это ты приплел сюда Цугаву?

— Хочу узнать: чем вы руководствовались?

— Желаешь, чтобы я накричал и на тебя?

—  По-видимому, так это и будет, — холодно ответил Нобору. — Но вам нет необходимости возвращать Цугаву в больницу, потому что я намерен здесь остаться.

— А кто тебе это разрешил? — Ниидэ сердито с узил гла­за.

— Вы.

— Я?!

— Да, вы изволили разрешить.

— Ничего не выйдет, я не допущу. — Ниидэ рубанул воз­дух рукой. — Тебя назначают на высокий пост — дело решенное!

—  «Именно нашей больнице нужны настоящие врачи» — разве это не ваши слова? Я и сам только здесь понял, что врачевание — акт милосердия, — настаивал на своем Нобору.

—  О чем ты болтаешь? — резко перебил его Ниидэ. — «Врачевание — акт милосердия...» — Он почувствовал, что говорит слишком возбужденно, глубоко вздохнул и понизил голос. — «Врачевание — акт милосердия...» Этот вздор, эти бредни придумали для себя врачи-шарлатаны, у которых одна цель — заработать побольше денег. Они свое подлое поведение прячут за столь высокими словами, чтобы скрыть неутолимую жажду к бесчестному обогащению.

Нобору стоял перед ним, не решаясь прервать.