Красная Эстония. Свобода – наша реликвия

В ночь на 23 ноября 1918 года[61] я проснулся от сильного стука по водосточной трубе. Тетин муж Юри встал и открыл форточку. Он что-то произнес в полголоса, затем последовал краткий разговор с кем-то стоявшим внизу. Что дело было серьезным, я понял по поведению Юри. Он отскочил от отца и стал быстро одеваться.

Между тем проснулась вся семья, кроме маленькой дочки Юрманов Марты. Юри всех торопливо успокоил, сказав, что поедет вместе с другими рабочими в Кейла. Зачем – об этом он умолчал. Только позднее выяснилось, что рабочие-красногвардейцы, а вместе с ними и Юри, поехали туда, чтобы преградить путь на Таллин войскам кайзеровской Германии.

Империалисты начали наступление на первое социалистическое государство в надежде штыками кайзера Вильгельма разгромить Советскую власть.

25 февраля утром, выйдя на улицу, можно было увидеть какие-то флаги на некоторых домах. Я никак не мог понять, что это может означать. По тротуару фланировал некий прилизанный человечек. Может он знает?

– Скажите, пожалуйста, какой нынче праздник?

– А вы разве не слыхали, что сегодня в двенадцать часов в город войдут германские войска?

В военных делах я мало что смыслил и усомнился:

– Почему вы так думаете? Им ведь могут помешать.

– А кто им помешает? – съязвил он. – Немцы уже в Нымме. Красногвардейцы бегут в порт и лезут на корабли.

Я понял – это не наш человек и быстро отошел.

В центре города толпилось много людей. У одних был надменный вид, у других – озабоченный и удрученный. Действительно, в двенадцать часов на улице Виру появились германские солдаты на велосипедах. Господа ликовали. Из окон верхних этажей бросали цветы, папиросы и конфеты. Разря. женные дамы кинулись обнимать и целовать велосипедистов.

На улицах появились какие-то старушки с лорнетами, мужчины в пенсне и цилиндрах. Это были местные немцы и так называемые «онемеченные» эстонцы. Показались и отпрыски буржуазии – гимназисты и реалисты с белыми повязками на рукавах, усердно предлагавшие свои услуги немецким солдатам.

Со стороны порта слышались выстрелы. Немцы пытались помешать эвакуации и уходу кораблей. Я побежал на Вышгород. С лестницы Паткуля можно было наблюдать за всем происходящим.

Над кораблями летали немецкие аэропланы и сбрасывали бомбы. С кораблей отвечали ружейным и орудийным огнем. Немцам не удалось осуществить свой план и сорвать эвакуацию. Позднее говорили, что один германский аэроплан был подбит и упал под Васалемма в болото.

Я долго стоял на лестнице. Балтийский флот ушел в легендарный «Ледовый поход» в сторону Хельсинки и оттуда дальше в Кронштадт. Это был беспримерный подвиг, так как в ту зиму море покрылось толстым слоем льда и путь приходилось пробивать метр за метром.

Сейчас об этой ледовой эпопее напоминает устремленный к небу обелиск на Маарьямяэ.

Что будет со мной? Что делать дальше? Эти вопросы мучили меня по дороге домой. Юри Юрмана, своего учителя и советчика, я с той ночи, когда он уехал в Кейла, больше не видел. Дома, при виде заплаканного лица тети и без лишних вопросов стало ясно, что Юри все еще не возвращался. Успокоил ее, как мог, выразил уверенность, что Юри, наверное, уехал с флотом.

Работать стало невмоготу. В парикмахерской в кресло уже не садились знакомые рабочие, с которыми можно было посоветоваться. Они больше не приходили. Появились новые, чужие лица. Боялся, что кто-нибудь укажет на меня пальцем: «Он был связан с большевиками!»

Страх имел основание – по стопам немцев шла смерть, обильно лилась кровь…

Прощай, родная сторона!

Все решилось неожиданно. Однажды, возвращаясь с работы, я еще издали заметил в воротах нашего дома извозчика в кругу женщин. Подойдя ближе, увидел там и тетиных дочек Карин и Марту. Тетя стояла около чемоданов и узлов…

Увидев меня, без лишних слов скомандовала:

– Карла, иди, уложи быстренько свои пожитки и неси сюда! Сейчас поедешь со всеми вещами и будешь ждать нас.

– Зачем? Куда я должен ехать?

– Куда? Ты что, хочешь под германцем остаться? – вспылила тетя.

– Да нет. Ты же знаешь мое отношение к ним.

Тетя что-то буркнула. Потом махнула рукой. Я понял – надо не разговаривать, а действовать.

Я уложил свой небогатый скарб. Выйдя из дому, осмелился все же еще раз спросить:

– А родители, я их больше так и не увижу?

– Ежели сразу поедешь, может тогда и увидишь.

Пару часов спустя мы сидели в теплушках. В эшелоне ехало много таллиннских рабочих с семьями, не хотевших оставаться под пятой германских оккупантов. Поздно ночью поезд прибыл в Нарву, а рано утром – на станцию Комаровка. На одной из железнодорожных веток эшелон стали разгружать.

Радостные возгласы, объятия, поцелуи. Вновь встреча с отцами, мужьями и знакомыми – с теми, кто эвакуировался раньше.

Тетин муж Юри, живой и здоровый, тоже был здесь. Волнения последних дней вылились теперь в слезы радости.

Тетя от меня скрыла, что перед эвакуацией Юри ночью заходил домой, но меня и детей не разбудили.

Мы не успели еще толком наговориться, как раздалась команда снова садиться в вагоны. Эшелон направлялся дальше.