Хулиан возвратился с гипсом на левой ноге. Он ходил на костылях. Звук новой походки говорил вместо слов: я научился узнавать настроение брата по силе, с которой тот стучал костылями по полу. В школе я носил за него рюкзак, учебники, стремился угадывать его мысли, предвосхищать желания. У меня тоже были костыли – вина и раскаяние, куда более тяжелые и громоздкие. Я сидел с ним на переменах, молча слушая, как он жует бутерброды, которые Исабель готовила нам по утрам, всегда одинаковые: с клубничным джемом и маслом. Я брал книги из школьной библиотеки и читал – иногда вслух, иногда молча, – пока брат смотрел в пустоту. Хулиан не выражал ни одобрения, ни осуждения моих действий. Я читал вслух, очень громко, когда тревога становилась невыносимой и меня захлестывало его молчание. Чтение помогало, звук собственного голоса поддерживал невидимыми нитями.
Когда сняли гипс, я ожидал, что брат будет ходить как прежде. Однако этого не случилось: левая нога так и осталась непослушной. Он хромал, и я тоже – не физически, но ментально.
В 1936 году мир охватила агония, в Испании началась гражданская война, Гитлер открыл Олимпийские игры в Берлине, «Гинденбург»[10]
совершил свой первый полет, а я месяц за месяцем выхаживал брата.В следующем году разбомбили Гернику[11]
, а крушение «Гинденбурга» предвосхитило катастрофу, которой вот-вот предстояло разразиться и оставить горы трупов взрослых и детей по всей Европе.В нашем доме тоже были мертвые дети, и мы с Хулианом начали избавляться от останков.
Однажды днем нас позвала мать. Они с отцом показали нам клочок земли в палисаднике, дали мне лопату и велели копать. Много усилий не потребовалось: на этом месте прежде уже зарывали останки. Я сделал несколько взмахов, и мать вручила Хулиану ведро.
– Вылей в яму.
Я мельком увидел крошечную голову.
– Засыпь землей, – приказала Фелиситас мне.
Так мы начали участвовать в семейном бизнесе.
Через неделю мы с отцом отправились выносить пакеты на отдаленные пустыри. Хотя работать приходилось не каждый день, я научился отличать женщин, приходивших рожать, от тех, кто приходил за абортом. Я ненавидел тех, которые делали аборты и бросали своих детей.
Мне было десять лет, а Хулиану восемь. Дети, которые избавлялись от останков других детей.
Исабель стала к нам еще ласковее и поила укрепляющим тоником, возможно в надежде поддержать не только наше тело, но и дух.
«Вестник альенде»
2 сентября 1985 г.
7
Элена смотрит на себя в зеркало; взгляд натыкается на седой волос, который она выдергивает вместе с двумя каштановыми. От нее пахнет переживаниями, постелью, грустью – такой запах исходит от людей, охваченных тоской, неверием, растерянностью, скорбью. Два дня назад Игнасио Суареса похоронили, и с тех пор она не выходила из своей комнаты, несмотря на попытки тети Консуэло ее вытащить.