«Красная империя зла». Запад против Сталина

Конечно, можно винить и правительства Великобритании и Франции за то, что они не выполнили своих обязательств атаковать Германию в случае ее агрессии против Польши. Их действия доказали, что советские подозрения оказались правильными. Западные союзники и не думали препятствовать Гитлеру, пока тот продолжал «натиск на Восток» по направлению к ненавистному Советскому Союзу.

Даже Уинстон Черчилль признал правильность ввода в Польшу советских войск, не ожидая, пока германская армия продвинется к границе СССР до 1939 года. В своей речи по радио 1 октября 1939 года и 2 октября, напечатанной в «Нью-Йорк таймс» (с. 6), У. Черчилль, первый лорд Адмиралтейства, заявил:

«…Россия выбрала тактику холодного эгоизма. Мы бы, разумеется, предпочли, чтобы советские войска стояли на своих исходных рубежах и занимали позицию друзей и союзников Польши. Впрочем, совершенно очевидно, что СССР стремится ввести свои боевые подразделения на прилегающие территории лишь для того, чтобы обеспечить себе безопасность перед лицом нацистской угрозы».

Черчилль также согласился, что занятие Красной армией этих территорий соответствует интересам союзников:

«Интересы России совпадают с интересами Британии и Франции»^[170] (Выделено мной. — Г.Ф.).

Советский Союз объявил о нейтралитете в германско-польской войне. Нейтралитет получил одобрение всех государств, а также Лиги Наций.

• На протяжении «двадцати одного месяца после. вторжения в Польшу» СССР не принимал участия в расстрелах гражданского населения и тем более не имел для того «схожих причин» с гитлеровцами.

• Часть Польши, «оккупированная» Советским Союзом, была отторгнута от него Польшей в ходе империалистической войны 1919–1920 годов. Этнические поляки составляли там меньшинство населения. Через короткое время западные союзники признали, что у Польши не может быть притязаний на эти территории и они не подлежат возвращению после войны.

С 1939 года и по настоящее время те же самые земли входят в состав суверенных Белоруссии и Украины. Польское правительство более не имеет притязаний на эти территории и не требует их возвращения Польше.

Глава 5 «Большой террор» и «польская операция»

Вся четвертая глава книги Снайдера основана на сфальсифицированных сведениях по столь важной теме.

«Линия “большого террора” точно подтверждала сталинскую властную позицию. Приказав остановить массовые операции в ноябре 1938 года, Сталин еще раз сменил начальника НКВД. На смену Ежову, которого позже расстреляют, пришел Лаврентий Берия. Такая же участь ожидала многих из высшего руководства НКВД, обвиненных якобы в превышении полномочий, что на деле было сущностью сталинской политики» (с. 151).

Снайдер ошибается. Из первичных источников сегодня известно: действия Ежова шли полностью в разрез со «сталинской политикой» и тем, что намеревалось делать советское руководство. Что было хорошо известно, когда Снайдер писал свою книгу. Но он либо ничего не знал о таких исследованиях и доказательствах, либо, зная о них, выбросил из своей книги любое их обсуждение. В первом случае следует признать, что Снайдер просто некомпетентен и, таким образом, вообще не имеет права что-либо писать на эту тему, во втором — что он сознательно обманул читателей.

Ныне мы располагаем телеграммой от 17 июня 1937 года, написанной как раз перед июньским Пленумом Центрального комитета, где Ежов передает просьбу начальника УНКВД по Западносибирскому краю С.Н. Миронова, докладывавшего об угрозе восстаний диверсионных формирований, действовавших в сотрудничестве с японской разведкой. Там же Миронов сообщает о намерении Роберта Эйхе просить согласия на создание специальной «тройки» для ликвидации указанной угрозы^[171]. Имеется, как минимум, одно донесение Миронова Ежову с обоснованием этой просьбы^[172].

Очевидно, Эйхе и затем некоторые другие первые секретари обратились после Пленума к Сталину и Политбюро и потребовали предоставить чрезвычайные полномочия для борьбы с заговорами, мятежами и восстаниями для своих регионов. Что привело к постановлению Политбюро «Об антисоветских элементах» от 2 июля 1937 года, в котором все первые секретари получили полномочия арестовывать вернувшихся в свои области «кулаков и уголовников», расстреливать «наиболее враждебных» из них, а остальных высылать в другие районы^[173].