«КРАСНАЯ КАПЕЛЛА». Советская разведка против абвера и гестапо

У каждого следователя «Роте капелле» был собственный почерк. Так, секретарь уголовной полиции Альфред Гепферг отличался изобретательностью и коварством. При допросе Либертас Шульце-Бойзен он учел открытость ее характера, может быть, излишнюю доверчивость, и подсадил в ее камеру провокатора — секретаршу канцелярии реферата IV-Б6 РСХА Г. Брайтер. Та сумела добиться расположения Либертас и войти к ней в доверие. Либертас посчитала, что ей представилась счастливая возможность через Брайтер предостеречь друзей, оставшихся на свободе. Ее порыв был вызван благим намерением, и при этом она не думала о себе. Тем не менее все это было превратно истолковано, и гестапо распространило порочащие Либертас слухи, вероятно с целью скрыть прежде всего истинные обстоятельства дела.

Не менее тяжелыми, чем избиения, были многочасовые, беспрерывные допросы под слепящей глаза настольной лампой. Среди протоколов имеются отметки, свидетельствующие о четырехчасовых и больше допросах.

Вольфганг Хавеман, он же Итальянец, оставил живые, остро схваченные наблюдения о том, как проходили допросы в зондеркоманде «Роте капелле». Он был арестован 26 сентября 1942 года в школе связи в Мюрвике и вечером того же дня доставлен в Берлин в резиденцию гестапо. Допрос Хавемана вел Штрюбинг. В комнате следователя на отдельном столике лежали объемистая папка с листовками, которые распространяли антифашисты, альбом с несколькими десятками фотоснимков. Следователь попросил Хавемана просмотреть альбом и сказать, кого он знает из запечатленных на фотографиях людей.

—  Кто это? — не удержавшись, спросил Хавеман.

—   Это люди, которых ваш дядя вовлек в антигосударственный заговор!

—  Не может этого быть! — воскликнул Хавеман.

—    Ваш дядя поначалу тоже удивлялся, что дело так разрослось, — не без самодовольства усмехнулся гестаповец. — Но потом, делать нечего, признал свою вину в том, что сбил доверчивых овечек с пути истинного.

Хавеман рассматривал фотоальбом, узнавая некоторых родственников и друзей Арвида Харнака. Но было немало и таких, с которыми он столкнулся впервые.

—  Обратите внимание на этого солдата, — прервал размышления Хавемана следователь. — Какие люди падают к нам с неба. Москва не поскупилась на подарки для рейха. — По мнению Хавемана, парашютист находился в гестапо уже в начале октября.

—  Нет, никогда не видел этого человека.

—  Вы не ошибаетесь? Может, память подводит?

—  Да нет, с памятью все в порядке.

Неожиданно для себя Хавеман услышал вопрос, которого никак не ожидал.

—   Скажите, лейтенант, почему вас называют Итальянцем?

— Кто, я — Итальянец?! Первый раз слышу об этом.

Следователь быстро вынул из ящика стола досье с

допросами Арвида Харнака, нашел нужную страницу.

Хавеман прочитал в показаниях А. Харнака, что весной 1941 года якобы советник посольства СССР в Берлине Эрдберг поинтересовался, на кого мог бы в дальнейшем ориентироваться Советский Союз. Харнак назвал несколько имен, в том числе своего племянника.

—  Мне ничего об этом не известно, с дядей мы на этот счет не говорили.

Хавеман внезапно вспомнил, что какой-то разговор с дядей все же вел, но о чем, не мог восстановить в памяти. Следователь внимательно наблюдал за выражением лица допрашиваемого.

—   Вам действительно нечего вспомнить, Хавеман?

—   Я уже ответил по существу вопроса, добавить мне нечего.

—   Многие упорствовали в этом кабинете, пока не отведали плетей. Смотрите, чтобы вам не пришлось пойти по их стопам.

Следователь взял папку с листовками, брошюрами и выходившей в подполье газетой «Иннере фронт».

—  Вот эта листовка вам о чем-нибудь говорит?

—   Нет. — Хавеман вернул следователю небольшой листок газетной бумаги, имевший, по мнению гестаповца, взрывоопасную силу.

—  Теперь взгляните на эту листовку.

Следователь, как фокусник, извлекал из досье все

новые материалы.

—   Чтобы не выглядеть круглым идиотом, — признался впоследствии Хавеман, — я, наконец, заявил, что одну листовку видел и обсуждал с дядей.

Следователь тут же зафиксировал улику против Харнака и на следующем допросе показал Хавеману объяснения дяди.

Харнак признал, что действительно обменивался с племянником мнениями по поводу листовки, но лишь потому, что точки зрения его и племянника существенно расходились. Хавеману стало не по себе. Это состояние не ускользнуло от следователя.

—  Вы что-то хотите добавить?

—  Нет, тут все сказано.

—  Будем считать, что на этом наши деловые встречи пока прекращаются. О том, какие военные секреты вы передали дяде, вас допросит военный прокурор Редер.

Об этом В. Хавеман рассказал на Лубянке в начале 1944 года.

В феврале 1942 года он был приговорен к девяти месяцам тюрьмы за «недонесение властям по факту государственной измены». В апреле 1943 года заключение было заменено отправкой на Восточный фронт. Хавеман был назначен начальником пункта радиослежения на полуострове Керчь. В ноябре 1943 года его ранили в обе ноги и взяли в плен.