«КРАСНАЯ КАПЕЛЛА». Советская разведка против абвера и гестапо

В это тревожное время Брайтенбах по состоянию здоровья вынужден был уйти в отпуск и возвратился на службу 19 июня 1941 года. Он сразу узнал новость, которая заставила его, пренебрегая мерами предосторожности, немедленно встретиться с Журавлевым. Сильно волнуясь, он сообщил ему, что в гестапо только что поступил текст приказа Гитлера, согласно ко-торому немецким войскам, размещенным по периметру советских границ, предписывалось 22 июня после 3 часов утра начать военные действия против СССР.

Оперработник поспешил в посольство и доложил полученную информацию резиденту. В этот же вечер эта исключительной важности информация была отправлена в Москву. Таким образом Брайтенбах явился еще одним источником, который дал советскому руководству абсолютно достоверные сведения о неотвратимо нависшей над СССР опасности. Он сделал это за три дня до нападения, указав точный день и время его начала. По сведениям Б.Н. Журавлева, Берия задержал шифро-телеграмму и показал ее Сталину уже в последнюю минуту.

Утром 22 июня советское посольство было оцеплено плотным эсэсовским кордоном. Личная связь резидентуры с Брайтенбахом оборвалась.

Надо отметить, что Леман был умелым конспиратором, и хотя не раз попадал в рискованнейшие положения, благополучно из них выходил. Его провал и гибель обусловлены не допущенной им оплошностью, а другими причинами. А дело было так. Нацистская контрразведка перехитрила в радиоигре советскую разведку и получила в конце 1942 года явку к Брайтенбаху и пароль. Трудно было предполагать, что дело обернется столь трагическим образом и потерей столь ценного источника информации.

Гестапо напало на след берлинских антифашистов, с которыми должен был войти в контакт Барт, и вело их активную разработку. Бек попал в поле зрения контрразведки и был схвачен в сентябре. Такая возможность не исключалась А.М. Коротковым, руководившим его подготовкой. На случай поимки радиста и принуждения его к радиоигре с Москвой были разработаны условные сигналы, означавшие, что Бек работал на рации под гестаповским контролем.

14 октября 1942 года Бек вышел в эфир и на своей рации в ходе радиосеанса на глазах гестапо передал в Центр обусловленный сигнал опасности — произвольное повторение нескольких отдельных групп текста. Радистов немецкой службы радиоперехвата, контролировавших его работу, это не насторожило, поскольку выглядело вполне естественной ошибкой. А вот в советском приемопередающем центре должны были забить тревогу, доложить руководству внешней разведки, что в шифро-телеграмме из Берлина прозвучал сигнал тревоги — повтор абзацев.

Но произошла трагическая случайность. Дежурный радист не придал значения сбивчивой работе радиопередатчика, сигнал тревоги оказался непринятым. Получив сообщение о благополучно начатой Беком операции и не подозревая о провале, Центр передал ему явки к нескольким агентам, в том числе и к Брайтенбаху. Гестапо из расшифровки радиограммы узнало телефон Лемана и пароль для явки с ним...

В отличие от необыкновенно везучего Штирлица, Леман, к несчастью, был разоблачен, схвачен и поспешно казнен в том же году. Этот случай в гестапо окружили непроницаемой тайной; похоже, что высшие руководители гестапо и РСХА всерьез опасались за последствия малейшей огласки случившегося. Есть основания предполагать, что о разоблачении советского агента в святая святых спецслужб рейха не докладывалось «наверх»...

...Шел май 1945 года. В руинах ряда домов на Вильгельмштрассе, Принц-Альбрехтштрассе и других улицах Берлина, где еще недавно размещались службы Главного управления имперской безопасности (оно занимало в столице рейха к концу войны в общей сложности тридцать шесть зданий), работала группа сотрудников советской разведки и контрразведки. Возглавлял ее полковник госбезопасности А.М. Коротков, резидент внешней разведки НКГБ в Германии. Группа искала документы гитлеровских спецслужб. В ходе этих поисков одному из советских офицеров попалась учетная карточка некоего гауптштурмфюрера СС, арестованного гестапо. Как явствовало из документа, эсэсовец числился в штате IV управления РСХА — то есть все того же гестапо. Что с арестованным, где он содержался и жив ли вообще — никаких пометок в карточке не имелось, хотя сам факт ареста позволял догадаться о многом. Таинственно исчезнувшего гестаповца звали Вилли Леман. Советскому разведчику эта фамилия ничего не говорила, да и среди руководителей разведки об агенте Брайтенбахе знали в то время единицы. Загадочный бланк попал в кипу найденных материалов РСХА и был отправлен в Москву, на Лубянку.

Сегодня мы ничего не знаем о том, стало ли тогда известно полковнику госбезопасности А.М. Короткову об обнаруженном документе, проливавшем свет на судьбу антифашиста в эсэсовском мундире — того самого, с которым он встречался перед войной, чьи следы надеялся отыскать в поверженном Берлине. Объем и особая важность возложенных на него после Победы первоочередных задач оказались таковы, что проблемы, не имевшие чрезвычайной срочности, приходилось отодвигать на второй план.