— К тому же Итальянец утверждает, — добавил он, — будто технические возможности германской контрразведки таковы, что она способна в течение тридцати минут засечь работающую радиоточку и определить ее местонахождение.
Это был ушат холодной воды на голову Степанова. А казалось, что он за прошедшее время неплохо изучил Корсиканца, но не ожидал от него столь неожиданного поворота. Степанов попытался доказать необоснованность предположений своего партнера, Корсиканец выслушал доводы Эрдберга, но от своей первоначальной позиции не отказался.
С апреля и до начала 1941 года не прекращалась переписка между Центром и резидентурой о создании нелегальной резидентуры, а также встречи и беседы Степанова с Корсиканцем по этой теме.
Ныне позиция Центра представляется несколько нервозной. Возможно, кураторы в Москве не в полной мере уловили, в какой мере совпадали их требования с особенностями характера Корсиканца и его отношений с разведкой. Вскоре из Центра последовало новое распоряжение об образовании второй нелегальной резидентуры. Это только усложняло работу легального аппарата в Берлине, имевшего отнюдь не безграничные возможности и не столь уж широкий круг лиц, из которых он выбирал бы будущих подпольщиков. Проделав за короткий период значительный объем работы, Коротков почувствовал, что находится между молотом и наковальней: сверху на него давил пресс жестких требований Центра, снизу — несговорчивость Корсиканца и объективные причины, тормозившие завершение важной и безотлагательной оперативной задачи.
Корсиканец первоначально согласился, но затем в категорической форме отказался от того, чтобы Лучистый — Карл Беренс был у него радистом. При этом он указал на то, что у Беренса трое малолетних детей, и, случись что с их отцом, он этого себе никогда не простит. Это была правда, как и то, что Лучистый подделал своему шурину-еврею выездные документы и отсидел за это несколько недель в гестапо. Возможно, Беренс продолжал находиться под гестаповским контролем.
Едва Корсиканец согласился с тем, чтобы его радистом стал Тенор — Курт Шумахер, как того призвали на военную службу и определили в артиллерийскую часть. Казалось, дело зашло в тупик, но положение спас решительно настроенный Старшина. Он был в курсе тщетных поисков радиста и предложил на эту роль Ганса Коппи, за которого ручался как за самого себя.
В первых числах июня 1941 года. Центр направил в Берлин распоряжение.
«Берлин
Совершенно секретно
Коппи Ганс нам совершенно неизвестен. Порекомендуйте Старшине, не раскрывая перед ним всех карт, предварительно получить принципиальное согласие Ганса и выяснить его отношение к воинской повинности. В положительном случае и при гарантии со стороны Старшины мы согласны с использованием Ганса только для радиообслуживания группы Старшины.
Пора прекратить поиски, так как о них становится уже известно многим, а результата никакого нет. Вместо этого побыстрее разберитесь с Корсиканцем — Лучистым и решите этот вопрос.
Москва
Центр был прав, потребовав решения затянувшегося вопроса. Но как его решить? По указанию резидентуры за дело взялся Степанов.
В местечке Маркварт под Берлином, славившемся своим изысканным рестораном и услужливым хозяином, Эрдберг с помощью Старшины встретился с Коппи, который оставил впечатление честного, прямого и мужественного человека, подчинявшегося партийной дисциплине и дружески настроенного к Советскому Союзу.
Ганс Коппи родился в 1916 году в семье рабочего, получил неполное среднее образование и, едва начав трудиться токарем на фирме «Макс Эмке», тут же пополнил ряды семимиллионной армии безработных Германии. Как член Коммунистического союза молодежи Германии, он боролся против националсоциалистов и скоро угодил в тюрьму. Вышел на свободу в 1935 году. В подполье Ганс познакомился с активисткой КПГ Хильдой Раке, своей будущей женой. Оформив с ней брак в 1941 году, Ганс Коппи работал по специальности, а Хильда Коппи служила в Имперском страховом банке. Молодые супруги считали, что Германия должна освободиться от оков нацизма и милитаризма, пойти в конечном счете по социалистическому пути. Ради этого стоило жить и бороться.
Ганс Коппи, получивший псевдоним Кляйн, так и остался, по сути, неизвестным Центру. Сдавая в архив его досье, сотрудник центрального аппарата, перелистав два-три листка дела, усомнился в том, а был ли он вообще связан с разведкой, так как никаких свидетельств об этом не имелось. Но в разведке далеко не все фиксируется на бумаге.
Степанов наконец-то смог доложить Центру о том, что его указание выполнено. В телеграмме в Москву Захар отметил, что Корсиканец взял на себя сбор информации, ее шифрование, контроль за работой рации, но отказался лично участвовать в организации радиоточки. Говорить с ним на эту тему, а также об использовании Лучистого в качестве радиста бесполезно. Поэтому организация радиоточки осуществлялась через Старшину, который полностью посвятил себя этому.