...В 1945 году Венцель, о котором после побега ничего не было слышно, неожиданно появился перед уполномоченным СССР по делам репатриации в Брюсселе. Якобы для того, чтобы отдохнуть и написать отчет о проделанной работе, Венцеля поместили «в карантин». Фактически арестованного советской контрразведкой СМЕРШ, его перевезли из Брюсселя в Париж и с его согласия под видом репатрианта доставили в Москву, где он оказался на Лубянке.
— Как вы посмели нарушить присягу и пошли на сотрудничество с немцами? Сколько вам за это заплатили или что обещали, кого и при каких обстоятельствах вы выдали гестапо?! — неистовствовал следователь. — Лучше бы вам, Венцель, было застрелиться.
— Все написано в моем отчете, — ответил Венцель. — На сотрудничество, как вы это называете, я пошел только потому, что был убежден: рано или поздно вырвусь на свободу. Я знал, что Москва была извещена о моем захвате и, следовательно, не должна была верить ни одной моей строчке.
— Откуда вам известно, что Москву информировали о вашем провале? — спросил следователь.
— Об этом мне сообщил в записке Паскаль, заключенный в форт Бреендок.
— Капитан Ефремов пропал без вести, о его судьбе ничего не известно, и вы напрасно на него ссылаетесь. А может быть, вы умышленно разыгрываете эту карту?
Венцеля увели в камеру.
Следователь несколько дней размышлял и наконец составил следующее заключение по делу: гестапо перевербовало Венцеля, но как личность он едва ли представлял для немцев значительный интерес.
Через Венцеля в Центр направлялись в основном второстепенные сведения дезинформационного характера. Главная цель использования Венцеля гестапо состояла в том, чтобы убедить Москву: Отто, Кент и Паскаль по-прежнему находятся на свободе и советская разведка может использовать их в своих интересах.
В мае 1955 года Иоганн был передан властям Германской Демократической Республики и выехал из СССР, где десять лет провел в заключении. В ГДР он работал инструктором на машинно-тракторной станции в местечке Претцель.
Сразу же после окончания войны возникли трудности с нахождением свидетелей и лиц, знавших Венцеля как честного и достойного человека, чтобы очистить его имя от необоснованных подозрений. Сегодня Иоганн Венцель полностью реабилитирован. К сожалению, уже посмертно. Историческая справедливость восстановлена, и в летописи разведки он занял подобающее, достойное место.
Глава 4.
В ЛОГОВЕ ТРЕТЬЕГО РЕЙХА
ЗАДАНИЕ ЭРДБЕРГА
Война, хотя ее и ожидали со дня на день, явилась неожиданной для руководителя берлинской легальной резидентуры Захара. Сообщение о нападении Германии на Советский Союз потрясло его: в нижнем белье и тапочках на босу ногу он вышел из квартиры и уселся на крыльцо, обхватив голову руками. Все еще не мог поверить в то, что его предупреждения, которым он и доверял, и сомневался одновременно, сбылись жутким образом. Вероятно, в таком состоянии он мог находиться долго, если бы его не вызвали в резидентуру. Из Москвы поступила срочная шифровка, которая подтверждала очевидный факт развязывания войны. В этой связи необходимо было уничтожить секретные документы, обеспечить контакты с ценной агентурой на будущее и принять дополнительные меры по обеспечению безопасности командированных советских граждан во время их пребывания в Германии и пути следования к пункту обмена на немецких дипломатов и специалистов. Захар постепенно пришел в себя и отдал распоряжения оперативным работникам об исполнении указания Центра. Воцарилось тревожно-томительное ожидание, обостренное внезапным обрывом повседневной связи с Родиной.
То, что писали в эти дни немецкие газеты и передавало радио, осознавалось с трудом: настолько чудовищным, невероятным оно казалось по своим тяжелейшим последствиям.
Разведчики искали контакта с обер-лейтенантом войск СС, начальником отряда, блокировавшего советское посольство и запрещавшего неофициальные выходы его сотрудникам в город. Знакомство удалось установить, и оно развивалось. Резидентура рассчитывала при необходимости воспользоваться им для нелегального проникновения в город. Но полной ясности в позиции эсэсовца не было: он мог оказаться потенциальным помощником, но в той же мере и провокатором.
23 июня 1941 года, на второй день войны, из Москвы поступил срочный запрос: уничтожены ли шифры для связи с Центром и может ли Корсиканец по рации связаться с ним?
В центральном аппарате разведки происходило что-то непонятное; по-видимому, в суматохе первых дней войны произошла какая-то путаница, кому-то не то послали или по каким-то причинам пришлось спешно отменять прежние распоряжения и давать новые. Чтобы исполнить просьбу руководства и дать ему исчерпывающий ответ, следовало немедленно встретиться с представителем берлинских антифашистов.
Начатая разработка обер-лейтенанта охранной команды СС требовала немедленного завершения. Поэтому говорить о какой-то его проверке было нелепо, надо было рисковать, многое поставив на карту, прежде всего жизнь разведчика.