Красная капелла. Суперсеть ГРУ-НКВД в тылу III рейха

Треппер дважды предупреждает Москву. Он передает свои донесения в Центр через советского военного атташе в Виши генерала Суслопарова, с которым в принципе ему запрещено вступать в контакт. Но Треппер встревожен: роковой час близится, а он не готов для борьбы — ему нужны передатчики. Нарушив инструкцию, резидент решается потревожить атташе. Благодушный генерал пытается успокоить его, уверяя, что время терпит…

Вечером 21 июня, приехав в Виши, Треппер сразу же направляется к Суслопарову: «Вот важнейшее донесение, передайте немедленно!» Генерал спрашивает, чем вызвано такое волнение. Нынешней ночью, объявляет Треппер, вермахт нападет на Россию. Генерал хохочет: «Ты с ума сошел, старина! Это немыслимо! Просто невозможно! Я отказываюсь отправлять телеграмму, над тобой ведь будут смеяться!» Треппер настаивает так энергично, что генерал в конце концов уступает. Телеграмма отослана немедленно.

Большой шеф, падающий от усталости, проведет эту ночь в гостинице. На следующее утро его разбудят вопли хозяина: «Мсье! Свершилось! Они напали на Россию!»

Через два дня из Москвы в Виши окружным путем возвращается заместитель Суслопарова. Треппер спрашивает его, было ли принято во внимание его сообщение: «Я был у Директора (начальника разведуправления Красной Армии) в тот самый вечер, когда была получена твоя телеграмма. Он рассказал, что ее немедленно показали Хозяину (Сталину). Хозяин был очень удивлен. «Обычно, — заметил он, — Треппер присылает нам ценные сведения, делающие честь его политическому чутью. Неужели он сразу не понял, что это грубая провокация со стороны англичан?»[3]

Словом, Москва вплоть до первого орудийного выстрела не признавала неизбежности войны, о которой сообщали из Женевы, Токио и Парижа, не говоря уже о Лондоне и Вашингтоне. Что это, антибританский психоз Сталина? Конечно. И вместе с тем — очевидная ошибка в политическом расчете. Уже давно Сталин заявлял, что предоставит возможность капиталистическим и фашистским государствам истреблять друг друга. Красная Армия вмешается только тогда, когда настанет время пожинать плоды в Европе, то есть после того, как противники выдохнутся. Весной 1941 года Сталин полагал, что урожай еще не созрел, что Англия и Германия еще не обескровлены, что Гитлер в любом случае не пойдет на риск наступления на Востоке, пока не одержит победу на Западе.

Он ошибся. Известно, какой ценой придется заплатить за это его стране.

Треппер допускал, что германо-советский пакт, быть может, был необходим, чтобы дать отсрочку Красной Армии. Но сколько мук и сколько усилий понадобилось, чтобы заглушить свое внутреннее ощущение и не слушать голоса разума! Необходимо понять, что Треппер и его «старая гвардия» не являются в полном смысле профессионалами в области разведки; они ничуть не похожи на суперменов из детективных романов, располагающих сложнейшей аппаратурой и выполняющих любое задание любого клиента; они отличаются и от современных разведчиков, коммунистов и не коммунистов, у которых профессиональная страсть заменила утраченную веру. Если бы их назвали шпионами, они отвергли бы это определение: Треппер и его помощники считают себя революционерами. Представитель их поколения Отто Браун так скажет о своих товарищах и самом себе: «Мы были не конспираторами по должности, а романтиками революции».

День 22 июня 1941 года для подпольной сети означает начало беспощадной борьбы, где каждый рискует жизнью и страшится пыток, которые могут заставить презирать самого себя. Однако опасности значат немного по сравнению с огромным облегчением, которое испытывают эти люди, избавившиеся наконец от двусмысленности своего существования. Несмотря на официальную «линию», несмотря на германо-советский пакт, подпольщики Брюсселя и Парижа уже многие годы знают, что нацизм — враг номер один. И в последние восемнадцать месяцев, с начала оккупации Бельгии и Франции, они находят подтверждение этому в желтых листках объявлений о смертных приговорах, в запахе бойни, который доносится с польской земли, где большинство из них оставило свои семьи, они чувствуют теперь сердцем то, что уже давно понятно было их разуму.

Для таких людей 22 июня 1941 года — праздник.

И кроме того, Треппер — еврей. В начале своего расследования автор не считал необходимым указывать, что тот или иной из его героев — еврей, так же как ему не пришло бы в голову сообщать читателям, что он овернец. Он полагал, что с художественной точки зрения совмещение риска, которому подвергается тайный агент, с теми опасностями, которые подстерегали еврея, покажется не слишком убедительным. Со временем автор понял, что это довольно близорукий подход. Большого шефа однажды спросят, почему в его сети было так много евреев; Треппер ответит: «Потому что у них особые счеты с нацистами».