Красная капелла. Суперсеть ГРУ-НКВД в тылу III рейха

В 1929 году во Франции насчитывалось три тысячи рабкоров; некоторые из них работали на французских военных предприятиях или на заводах, выпускающих продукцию стратегического назначения. Статьи, которые они посылали в коммунистические печатные органы, разоблачали тяжелые условия труда на предприятиях, но для этого поневоле приходилось рассказывать более или менее подробно о работе как таковой. Статьи, содержащие наиболее полную информацию, не публиковались. Их передавали советскому посольству в Париже, откуда они попадали в Москву. Если сообщение казалось особенно интересным, к рабкору посылали агента, которому он мог рассказать все, что знал.

Эта эффективная система работала безотказно в течение трех лет. В феврале 1932 года кто-то донес о ней французской полиции. Несмотря на такую удачу, комиссару, занимавшемуся расследованием — у него была довольно смешная фамилия Фо-Па-Биде[1] — понадобилось более полугода для того, чтобы обезвредить сеть. В своих отчетах он не скупился на похвалы в адрес шпионов, которых ему предстояло арестовать. В частности, их шеф отличался исключительной способностью уходить от слежки и избегать «мышеловок», видимо, он располагал полным списком парижских домов, имевших два выхода. Доведенные до исступления, но восхищенные, полицейские дали ему прозвище «Фантомас». Когда его наконец поймали, оказалось, что это польский еврей, попавший во Францию через Палестину. Ему было двадцать восемь лет, и звали его Исайя Бир. Его двадцатисемилетний заместитель также был польским евреем, перебравшимся во Францию из Палестины. Его звали Альтер Стром.

Их профессиональная подготовка поразила французских полицейских. Арестованный «Фантомас» казался самым обыкновенным «человеком с улицы». Он жил в захудалом отеле, не получая никакой корреспонденции и никого не принимая. Контакты с организацией осуществлялись главным образом через молодую женщину, которую все считали его любовницей. Это был незамысловатый, но эффективный прием. Конспирация внутри группы была такой строгой, что это позволило большинству ее членов ускользнуть от полиции. В том числе Леопольду Трепперу, другу детства Альтера Строма. Работа с «Фантомасом» была для Треппера хорошей школой. Гестаповцы, которым через несколько лет пришлось вести за ним охоту, могли бы в свою очередь найти немало полезного для себя в досье, собранном Шарлем Фо-Па-Биде, но, судя по всему, они туда не заглядывали. Они знали, кто такой Леопольд Треппер, но о существовании Лейбы Домба даже не подозревали.

Трепперу было двадцать восемь лет, когда он, прыгнув в поезд, ускользнул из ловушки, расставленной полицией. Приехав в Берлин, он сразу же установил контакт с советским посольством. После нескольких дней ожидания ему было приказано отправиться в Москву поездом; по прибытии на станцию назначения он должен был, оставаясь в своем купе, дождаться, пока схлынет поток пассажиров: за ним придут. Так и произошло. Треппер не представлял себе, какое будущее ему уготовано, но, без сомнения, надеялся очень скоро получить новое задание. Он прождал его четыре года. Несмотря на свое богатое событиями прошлое, целую серию пережитых испытаний, несмотря на опыт работы под началом «Фантомаса», для Москвы он все еще оставался не более чем многообещающим подмастерьем.

Через восемь лет после того, как он покинул Краковский университет, Треппер вновь сел за парту.

Так прошла первая часть жизни Большого шефа. Мы бегло изложили ее, переносясь из Польши в Палестину и из Парижа в Москву — так переходят речку, перескакивая с камня на камень.

Но рассказать вкратце о двадцати годах жизни человека проще, чем донести до читателя во всей полноте и подлинности какую-нибудь четверть часа из этой жизни. Возьмем, к примеру, то памятное мгновение, когда Треппер встретил Жоржи де Винтер. Это произошло в Брюсселе в 1939 году. Жоржи — дочь чрезвычайно безалаберного и очень красивого американца, являвшего собой нечто среднее между Гари Купером и Кэри Грантом. Он работал художником-декоратором в павильонах студии «Парамаунт» в Голливуде и осваивал актерское ремесло.

Вернувшись с матерью в Бельгию, Жоржи живет как типичная девушка из хорошей семьи, обучается классическому танцу. Ей двадцать лет, и она очень хороша собой. По фотографиям можно судить о ее великолепной внешности, осанке, блеске глаз, прекрасной фигуре. Через двадцать лет, когда оставшиеся в живых станут рассказывать свою историю, они будут вспоминать Жоржи как некий оазис красоты и свежести во время ужасного путешествия.