Красная карма

– Они лежат в больнице Святой Анны[56].

– Ты хочешь сказать, что они…

– Вот именно: эти парни перегрелись. Луи Альтуссер, великий аналитик марксизма, проходит курс лечения литием. А Робера Линара, основателя движения, лечат сном. Его доставили туда, в психушку, после того как выловили в лесу, в бредовом состоянии.

Маоисты в психушке?! Да уж, полицейским и в голову такое не могло прийти!

– Но я уверяю тебя, – заключил Эрве, – что здесь, в «Эколь Нормаль», гуляет на свободе еще множество психов. Так что Сюзанне было кем заняться…

34

Попав в дом № 45 по улице Ульм, Мерш сразу понял, что угодил не просто в «Эколь Нормаль», а в храм, в настоящее святилище всемогущего бога Мао.

Повсюду, куда ни глянь, плакаты, изречения и портреты Великого кормчего с его черными волосами а la Тино Росси[57]. Пройдя через холл, они вышли в просторный внутренний двор, и Мерш сразу изменил свое мнение: это не храм, а скорее аббатство…

Двор представлял собой настоящий сад, с деревьями, кустами и большим круглым бассейном в центре, обсаженным кустами в виде зеленых арок. Жан-Луи пришел в недоумение: заочно он ненавидел это место, но теперь вынужден был признать, что оно великолепно, – ни дать ни взять монастырь в цветущем саду. Эрве шепнул ему на ухо:

– Ну вот, «вечерня» уже началась.

Они наткнулись на группу студентов, расположившихся у фонтана; одни сидели на его бортике, другие прямо на газоне, вокруг долговязого парня, прямого, как древко знамени, произносившего пылкую речь.

– Давай подойдем, – с усмешкой сказал Эрве, – послушаем, что проповедуют эти «красные стражи».

Круглый бассейн и пышные кусты смутно напомнили Жан-Луи древний амфитеатр под открытым небом. И босоногих философов античной Греции, дававших уроки молодежи.

– Забудьте все, чему вас здесь учили! – вещал чернокудрый оратор в дешевых очках. – Забудьте даже свой университетский язык! Революция проста. Слова Мао просты. Важна только реальность! Возмущенным прогрессистским массам длинные речи не нужны. Мао говорит: «Коровий навоз важнее любых догм. Его хотя бы можно пускать на удобрения!» Вдумайтесь в это, товарищи! Навоз… Отбросы… Все это должно служить людям! Все важно для производительных сил! Все – кроме слов!

Жан-Луи с трудом удерживался от смеха. Вдобавок голос парня, довольно-таки пронзительный, не добавлял убедительности его речам. Ну что оставалось делать, как не смеяться?! Эти фразы, эти призывы бренчали, как игральные кости в стаканчике, и, падая в толпу, производили странный эффект.

Братья уселись в тени огромного дуба с пышной кроной и стали дожидаться конца речи.

– Слова, – продолжал оратор, – это буржуазный декаданс! Слова – это наш враг! Это отражение больного рассудка, диалектики, обреченной на фиаско! Их нужно забыть навсегда и собрать воедино наши силы, товарищи! Нужно служить народу! Пора перейти к действию!

Для парня, который проповедовал молчание, у него был хорошо подвешен язык. Мерш прислонился щекой к стволу дуба и подумал: а не вздремнуть ли, пока суд да дело?

– …И не нужно бояться сильных, ибо сильные – это теперь мы! – звенел голос оратора. – Мы, товарищи, – поскольку орудия производства в наших руках, и это мы управляем машиной!

Студентик явно заговаривался, высказываясь от имени рабочего класса, к которому не принадлежал. Впрочем, Мерш особо не вслушивался – он в основном наслаждался атмосферой. Ветерок в ветвях дуба, веселое журчание фонтана, теплое солнышко, лучи которого то тут, то там проникали сквозь затейливое кружево листвы…

– Что с тобой?

Жан-Луи встрепенулся: ну надо же, заснул! Его амфетамины больше не действовали. И он пообещал себе принять еще несколько таблеток, когда выберется отсюда.

– Все, представление окончено! – объявил Эрве.

Они подошли к бассейну; собравшиеся, с «Красными книжечками» в руках, уже начинали расходиться. Оратор, без сомнения заслуживший высший балл, наконец расслабился, словно вложив шпагу в ножны. Природа явно обделила его красотой: подслеповатые глаза за очками, приплюснутый нос, толстые губы – ну чистый заливной поросенок! А курчавые волосы придавали ему сходство с креолом.

Словом, получерный-полубелый – трудно определить, в какой команде он играл.

– Привет! – сказал ему Эрве, исполнявший роль посла. – Отличная речуга!

Оратор передернул плечами, поправляя свою хламиду:

– Вот в этом-то и проблема.

– Что ты имеешь в виду?

– Еще одна речь… Еще какие-то слова… А ведь настало время действовать!

– А по-моему, с самого начала месяца народ здорово бурлит, разве нет?

Студент «Эколь Нормаль» поднял с земли белый шарф и обмотал им шею – точь-в-точь боксер, покидающий ринг.

– Ты про этих маменькиных сынков, которые бросаются камешками в полицейских? – с усмешкой спросил он.

Мерш решил вмешаться: ему казалось, что перед ними стоит монах-фанатик, анахорет пустыни, сжигаемый собственными убеждениями.

– Да ведь половина Франции и так уже бастует!