— Нет, не думаю. Но старик, наверное…
— Ты не должна называть так своего отца; если услышит кто!
— Ты думаешь, что я позволю себе это при других? Между тем старик, говоря между нами, никогда больше не придет сюда.
Фальк погрузился в задумчивость. Потом он опять возобновил разговор:
— Что, мать твоя высокомерна? Легко ее оскорбить? Я неохотно оскорбляю людей, ты знаешь это! Ты должна мне сказать о ее слабых, чувствительных сторонах, чтобы я мог избегать их.
— Высокомерна ли она? Ты знаешь ведь, на свой лад. Если она, например, услыхала бы, что у нас был вечер и ее и сестер не пригласили, то она никогда больше не пришла бы сюда?
— Наверное!
— Да, на это ты можешь положиться!
— Странно, что люди ее положения…
— Что ты болтаешь?
— Ну, ну! Что женщины могут быть так чувствительны! Да, как обстоит дело с твоим обществом? Как ты его называла?
— «Союз женского равноправия».
— Какие же это права?
— Жена должна иметь право распоряжаться своим имуществом.
— Да разве она не имеет этого права?
— Нет, не имеет!
— Какое же у тебя имущество, которым ты не можешь распоряжаться?
— Половина твоего, старина. Мое приданое!
— Господи Боже, да кто это научил тебя таким глупостям?
— Это не глупости, это дух времени, видишь ли. Новое законодательство должно было бы постановить так: я получаю половину, выходя замуж, и на эту половину могу покупать что хочу.
— А если ты истратишь, я все же должен заботиться о тебе? И не подумаю!
— Но ты обязан это делать, а то тебя посадят в тюрьму! Так сказано в законе, если не заботишься о своей жене.
— Нет, это уж слишком! Но было ли у вас уже заседание? Что там были за дамы? Рассказывай!
— Мы еще только рассматриваем устав, приготовляем его к заседанию.
— Кто же эти дамы?
— До сих пор только ревизорша Гоман и ее сиятельство баронесса Ренгьельм.
— Ренгьельм! Это хорошее имя! Мне кажется, что я уже слыхал его где-то. Но не хотели ли вы основать и кружок рукоделия?
— Учредить, вернее! Да, и представь себе, пастор Скорэ придет как-нибудь вечером и прочтет доклад.
— Пастор Скорэ прекрасный проповедник и вращается в высшем свете. Это хорошо, мать, что ты вращаешься в хорошем обществе. Ничто человеку не вредно так, как плохое общество. Это всегда говорил мой отец, и это сделалось для меня основным правилом.
Госпожа Фальк собрала хлебные крошки и пыталась наполнить ими свою чашку; господин Фальк достал из жилетного кармана зубочистку, чтобы вычистить кофейную гущу, застрявшую в зубах.
Оба супруга стеснялись друг друга. Один знал мысли другого, и они знали, что первый, кто нарушит молчание, скажет глупость или что-нибудь компрометирующее. Они тайно подыскивали новый материал, но не находили подходящего; все стояло в связи с уже сказанным или могло быть поставлено в связь. Фальк старался найти в этом какую-нибудь ошибку, чтобы излить на нее свою досаду. Госпожа Фальк глядела в окошко, чтобы уловить перемену погоды, но — тщетно.
В это время вошла девушка и подала им спасительный поднос с газетами, доложив одновременно о приходе господина Левина.
— Попроси его подождать! — приказал хозяин.
Левин, на которого новоизобретенное ожидание в передней произвело живое впечатление, был наконец введен в комнату хозяина, где его приняли, как просителя.
— Бланк у тебя? — спросил Фальк.
— Я думаю,— ответил оторопевший и достал пачку вексельных бланков на разные суммы.— На какой тебе банк? У меня есть на все, кроме одного!
Несмотря на торжественность положения, Фальку пришлось улыбнуться, когда он увидел полудописанные бланки, на которых недоставало имени; векселя без акцептантов и совсем уже готовые, но не принятые к учету векселя.
— Так возьмем банк канатных фабрикантов,— сказал Фальк.
— Это как раз единственный, который не годится, там меня знают!
— Тогда банк сапожников, портных, какой угодно, только поскорей!
Остановились на банке столяров.
— Теперь,— сказал Фальк со взглядом, как будто он купил душу другого,— теперь ты пойдешь и закажешь себе платье, но у военного портного, чтобы потом в кредит получить мундир.
— Мундир? Да мне никакого не надо…
— Молчать, когда я говорю! Он должен быть готов к ближайшему четвергу, когда у меня будет большая вечеринка. Ты знаешь, я продал лавку вместе со складом и завтра записываюсь в оптовые торговцы.
— О, поздравляю!
— Молчать, когда я говорю! Теперь ты пойдешь и сделаешь визит! Твоим лукавством и неслыханной способностью нести всякую чепуху тебе удалось приобрести доверие моей тещи. Так спроси-ка ее, какого она мнения о моей большой вечеринке, бывшей в прошлую субботу.
— Разве у тебя…
— Молчи и слушайся! У ней глаза позеленеют, и она спросит, был ли ты приглашен. Этого, конечно, не было, так как не было и никакой вечеринки. Вы выразите друг другу ваше общее неудовольствие и клевещите на меня; я знаю, ты умеешь это! Но жену мою ты похвалишь! Понимаешь?
— Нет, не совсем!