Красная комната

— Я хочу сказать взвалить, взвалить на меня все свои невзгоды и огорчения. Послушай! Разве это ты мне обещал, когда мы поженились?

— Ну ладно, хватит! Во всем, что ты говоришь, нет ни смысла, ни логики! Продолжай! Они приходили все пятеро, мама и пять сестер?

— Четыре сестры! Не очень-то ты любишь своих родственников.

— Твоих родственников! Да и ты их не слишком жалуешь!

— Не слишком! Я их просто не переношу.

— Так, значит, они были здесь и выражали свое сочувствие по поводу того, что твоего деверя прогнали со службы. Они прочли об этом в «Отечестве»? Не так ли?

— Именно так! И они совершенно обнаглели — заявили, что это хоть немного собьет с меня спесь.

— Высокомерие, моя старушка!

— Спесь, сказали они; я никогда не унижалась до подобных выражений.

— А ты что ответила? Наверно, задала им перцу?

— Уж можешь не сомневаться! Старуха пригрозила даже, что ноги ее больше не будет в этом доме!

— Правда? Так и сказала? Как по-твоему, сдержит она слово?

— Не думаю. Но старик наверняка…

— Не надо называть своего отца стариком, а то кто-нибудь услышит.

— Неужели ты думаешь, я могу себе это позволить при посторонних? Но, между нами говоря… старик больше никогда сюда не придет.

Фальк погрузился в глубокие раздумья. Потом снова заговорил:

— Твоя мать самолюбива? Обидчива? Ты ведь знаешь, я не люблю обижать людей! Скажи мне, где ее слабое место, где она наиболее уязвима, и я постараюсь не причинять ей боль.

— Самолюбива? Ты же сам знаешь, по-своему — да. Если, например, ей скажут, что мы пригласили гостей, а ее и сестер не пригласили, она никогда больше не появится в нашем доме.

— Ты уверена?

— Можешь не сомневаться!

— Меня поражает, что люди в ее положении…

— О чем ты болтаешь?

— Ну, ну! Почему все женщины такие обидчивые! Послушай, так как дела с твоим союзом? Какое вы ему придумали название?

— «За права женщины!».

— А что это такое?

— Как что? Женщина должна иметь право сама распоряжаться своей собственностью.

— А разве у тебя нет такого права?

— Нет, такого права у меня нет!

— И какой же собственностью ты не имеешь права распоряжаться?

— Половиной твоей, мой старичок! Я, как твоя супруга, имею все права на твое имущество, вернее, на наше общее имущество.

— Господи, кто вбил тебе в голову подобные глупости?

— Это вовсе не глупости, а дух времени, понятно? Новое законодательство должно предоставить мне право при вступлении в брак распоряжаться половиной нашего имущества, и на эту половину я вольна купить все, что мне заблагорассудится.

— И когда ты это купишь и растранжиришь все деньги, я буду обязан еще и содержать тебя? Ничего себе, ловко придумано!

— Ну так тебя заставят, а не то попадешь в тюрьму! Закон карает всякого, кто отказывается содержать свою супругу.

— Ну нет, так дело не пойдет! А вы уже хоть раз собирались? Расскажи!

— Пока что мы работаем только над уставом на подготовительных заседаниях.

— И кто же это?

— Жена ревизора Хумана и ее милость госпожа Реньельм.

— Реньельм! Весьма почтенное имя! Кажется, я уже слышал его раньше. А что там с союзом кройки и шитья, который вы собирались основать?

— Все в порядке! Только не основать, а учредить! И представляешь, как-нибудь вечером к нам приедет пастор Скоре и прочтет проповедь.

— Пастор Скоре — превосходный проповедник и вращается в высшем свете. Ты молодчина, моя старушка, и правильно делаешь, что избегаешь дурного общества. Нет ничего опаснее дурного общества. Эти слова моего покойного отца стали одним из моих главных жизненных принципов.

Супруга собрала со стола в свою кофейную чашку хлебные крошки. Супруг стал искать в жилетном кармане зубочистку, чтобы удалить кофейную гущу, застрявшую между зубами.

Супруги чувствовали себя несколько неловко в обществе друг друга. Каждый из них знал, о чем в данный момент думает другой, и оба прекрасно понимали, что первый, кто нарушит молчание, обязательно сморозит какую-нибудь глупость и скомпрометирует себя. Мысленно перебирая возможные темы для разговора, они продумывали их и тотчас отвергали за непригодностью; все они были так или иначе связаны или могли быть связаны с тем, о чем они только что беседовали. Фальк безуспешно пытался найти какой-нибудь изъян в сервировке стола, дабы использовать его как повод для выражения недовольства. Его супруга смотрела в окно в тайной надежде увидеть перемену в погоде, но — напрасно.

И тут появился лакей со спасательным кругом в виде газет и доложил о приходе нотариуса Левина.

— Пусть подождет! — распорядился Фальк.

После этого он некоторое время ходил по комнате, скрипя сапогами, дабы своевременно оповестить беднягу, ожидавшего аудиенции в прихожей, о своем высочайшем прибытии.

Левин, на которого эта новая затея хозяина — томительное ожидание в прихожей — произвела достаточно сильное впечатление, наконец был допущен в господский кабинет, где его, дрожащего от волнения, приняли довольно сурово, как просителя.

— Ты принес бланк? — спросил Фальк.