— Заткнись, Евгения! — в сердцах рявкнул Вадим.
Глупая девчонка говорила слишком громко. Ее дурацкие неосмотрительные слова вполне могли долететь туда, где их не должны были слышать.
— Джин, — уже громче фыркнула она.
— Чего? — не понял Вадим.
— Джин, говорю. Меня никто не называет Евгенией.
— Что за дурацкая кличка? — он передернул плечами — на этот раз с наслаждением: больше не нужно скрывать свои эмоции.
Они уже вышли из дома и шли к джипу, припаркованному среди темных сосен. Тусклый фонарь над домом едва освещал сгустившуюся темноту.
— Как водка, — фыркнула она. — Джин — та же водка, только звучит красиво.
— Ты еще и бухаешь! — не удержался от смеха Вадим. — Ну и тараканы у тебя в башке!
— На своих посмотри! — огрызнулась она.
Он расхохотался. В этой ситуации не было вообще ничего смешного. Вадим наверняка потерял клиента, в доме которого произошло жуткое убийство (депутат теперь точно не захочет этот дом, просто спихнет его кому-нибудь по дешевке), плетется ночью через лес черт знает где в сопровождении этого дурацкого чучела, которое невесть откуда свалилось на его голову. Это ей, между прочим, он дает работу, а она ему тыкает, хамит и утверждает, что у него тоже тараканы в голове.
Вадим смеялся и смеялся и вдруг поймал себя на мысли, что смеется впервые за много месяцев. Эта мысль повергла его в шок.
Они остановились возле машины. Вадим пиликнул сигнализацией.
— Садись.
— Что, и до дома довезешь? — в голосе дерзкой девчонки звучала издевка.
— Садись, дура! — улыбнулся он.
— Да ладно, — Джин с легкостью уселась на переднее сиденье. — Что я, не понимаю, что ли? Завтра в офисе я тыкать не стану и сделаю вид, что вообще с вами не знакома. Так что ничего не произошло!
— Если к тому времени я тебя не уволю.
— Увольняй! — дерзкая девчонка пожала плечами. — Мне как-то все равно. После того, что я увидела сегодня, мне действительно все равно.
Вадим сел в машину, захлопнул за собой дверь, но отъезжать не спешил.
— Чего ждем? — поинтересовалась она.
— А теперь говори — все, как есть. Хватит туфту гнать! — скомандовал он. — Говори все, как есть — и быстро! И помни: ты вляпалась в дерьмо, а я тебя вытащил. Я не обязан был тебя из полиции вытаскивать!
— Тогда зачем ты это сделал? — Джин уставилась на него. — Зачем ты следователю наврал?
— Не знаю, — он пожал плечами и задал вопрос в лоб: — Это ты убила ребенка?
— Господь с тобой! — вздрогнула Джин. — Я, вообще-то, в Бога не верю, но тут иначе не скажешь.
— Так я и подумал. Глупо было думать иначе. Поэтому я наврал. Но теперь я хочу знать правду. И учти: если надумаешь врать и вилять хвостом, я тебя не пойму.
— Ладно. Но предупреждаю: то, что ты услышишь, тебе не понравится.
— Это мои проблемы.
Джин вздохнула и начала говорить — все, как договаривались…
— Поэтому я оказалась в этом дурацком доме, — закончила она свой рассказ. — Надо ли говорить, что меня никто не встретил и никаких денег я не получила. Так что я пыталась сделать тебе подлость даром.
— Я догадывался о чем-то подобном, — он пожал плечами. — Когда я ловлю на подобном своих сотрудников, я тут же вышвыриваю их на воздух.
— Значит, ты вышвырнешь и меня, — сказала Джин.
Странно, но в ее голосе не было ни волнения, ни тревоги.
— Не факт. Может, и не вышвырну, если ты объяснишь мне вот это, — он бросил ей на колени рисунок. — Учти: если бы я показал этот рисунок ментам, ты бы оттуда не вышла.
— Почему же не показал?
Рисунок лежал изображением вниз, и Джин еще не видела, что на нем.
— Не знаю. Посмотри.
Джин перевернула рисунок. На несколько секунд в машине наступила гнетущая тишина. Вадим видел даже в полутьме, как краска отхлынула от ее лица, как расширились зрачки. Потом она горько заплакала.
Обхватив ладонями щеки, Джин заревела, заскулила так, как плачут очень маленькие дети, с хриплым придыханием, которое вырывалось из ее стиснутой горем груди.
Вадим подождал, когда она успокоится. Как и на большинство мужчин, женские слезы действовали на него угнетающе. Ситуация была невыносимо тяжелой, и он действительно не знал, как поступить.
— Я не знаю, — Джин все еще плакала, но слез было уже меньше. — Я не понимаю, что это такое… Мне страшно…
— Когда ты это нарисовала?
— Я не помню, как рисовала это. Но проект я закончила два дня назад.
— Да, я помню — два дня назад. Рисунок лежал под ворохом бумаг, которые действительно могли накопиться за два дня, — Вадим кивнул с самым серьезным видом, пытаясь ее успокоить. — Значит, ты нарисовала этот рисунок, когда девочка еще была жива. Вопрос: почему ты нарисовала именно это? Ты предвидела будущее?
— Не знаю. Я, честно, не понимаю, что произошло, — плечи Джин тряслись.
— Ты видела когда-нибудь эту девочку?
— Никогда в жизни!
— А этот дом?
— Нет. Впервые приехала сюда!
В голосе Джин не было ни капли лжи.
— Платье? — он методично продолжал допрос.
— Да, — она вдруг вытерла слезы, успокоилась и посмотрела на Вадима с каким-то странным выражением. — Да, я могла видеть платье. Я видела такое…
— Где, когда видела? Вспоминай!